Идолы театра. Долгое прощание

В неолиберализме правая идея надевает маску левой, неонацизм подает себя как антинацизм и социализм: таков двойной код идол языка. Пропаганда играет саму себя, проповедуя отсутствие пропаганды, она предстает как «актуальная научная теория», некая «новая искренность», новая подлинность. Каждый Другой есть Другой. Деконструкция понятий и радикальная перестановка имен вещей привела к тому, что всякая сущность называет себя своей противоположностью. Постмодерная репрессивная замкнутость дискурса зиждется на взаимной договоренности о конвенциональных значениях слов, которые превращаются в непоколебимые догмы: «Зачем спрашивать, что это значит, ведь это же всем известно?» Договоренность о значениях слов имманентно присуща каждому дискурсу: общение в социуме всегда подчинено идолам рынка, на любом этапе его развития, но только в постмодерне идолы рынка как игра языка и его означающих приобретают абсолютное значение, поскольку слова, «кивающие» друг на друга, полностью отрываются от своих онтологических значений, образуя тотальный семиозис.

Постмодерн «стесняется» и избегает возвращения к миру «впервые»: будучи порождением феноменологии, он боится именно феноменологической нейтральности, с которой вспарывается суть вещей. Спросить заново об «общеизвестном» – это наибольший страх идола языка. Зачем спрашивать, что такое бытие, сущность, человек, время, число, пространство, демократия, диктатура? Всё уже оговорено и вписано (all inclusive) в замкнутую циркуляцию знаков. Стоит ли задаваться вопросом, что такое «тоталитаризм», если после Ханны Арендт и других классиков теории тоталитарного – это «СССР», место, где для западной демократии нет места? Стоит ли искать тоталитаризм в демократии, если последний предопределен как нечто, лежащее «по ту сторону» либерализма? «Беги, Форест, беги!» – субъекту дается двойное послание (double bind) «бежать/«не бежать» в неутомимом продвижении по пути «социального прогресса», чья вторая космическая скорость темпоральности информации, капитала, символов таит в себе чудовищную устойчивость – конечность времени площади, «вечное настоящее» цветной революции, лишенной памяти о прошлом и проекции будущего. Бежать можно, но бег не срабатываетб всё стоит на месте, инерциально перезагружаясь.

Чтобы имитировать аполитичность, политическая пропаганда правого национал-либерализма должна вобрать в себя традиционно «левые» (модерные, индустриальные, социально-классовые) идеи: личности, свободы, солидарности, эгалитарности, всеобщности, справедливости, общественной активности низов. Герой Хэнкса Форест Гамп – типичный шизоидный криптофашист и криптонацист в образе неомарксиста, правый радикал в маске добродушного гражданского социального активиста «левого» (народного, народнического) толка, политический субъект в драпировке аполитичности, «просто гражданин». Он наивно и восторженно «открыт миру», будучи при этом полностью детерминированным мировой политикой транснациональной либеральной гегемонии.

В условиях аполитичной политичности мондиализма радикальной интерпретации подвергается понятие права и понятие всеобщности права. «Всеобщность» права, о которой нам вещают с экрана, – это всего лишь всеобщность корпоративных прав «универсальных своих»: транснациональных элит глобального монопольного рынка, – не более. Но рыночная мондиалистская идеология, чтобы сохранить свое господствующее положение, должна подчеркнуть именно «всеобщий» характер права, при этом кастрировав его: напомним, что классический нацизм артикулировал себя именно как национал-социализм, эксплуатируя народное устремление к социальной солидарности, играя на трагических чувствах оскорбленной социальной справедливости, на базовой травме универсельной неудовлетворенности миром. Экран – это извращенная формула поиска утраченной справедливости: любой, даже самый примитивный комментарий в сети отражает травму наивного политического субъекта, с его жаждой «быть услышанным», то есть – с обостренным чувством справедливости, – Фореста Гампа, бегущего туд, куда ему укажут, спасаясь ли от беды, обретая ли удачу, но всегда по наводке внешнего означающего, зова, указки («Беги!»).