Игра слов. Практика и идеология художественного перевода

“Хорошо писать по-русски” переводчик должен уметь и сегодня – ведь большинство книг, которые мы переводим, неплохо написаны на языке оригинала. Научиться этому невозможно без врожденного языкового чутья и чувства меры, однако именно овладение языком русской литературной классики служит переводчику дополнительной (а то и единственной) прививкой против безвкусицы и косноязычия. С другой стороны, сегодня переводчик порой вынужден ставить рискованные эксперименты; на тургеневско-чеховском стиле во многих случаях уже не выедешь. Успешность же этих экспериментов по-прежнему определяется чутьем переводчика, его чувством меры и такта по отношению к родному языку, а также степенью его уважения к автору оригинала, чьим полномочным представителем он остается и по сей день.

О словарях и справочниках

То, что переводчику не обойтись без словарей, – трюизм. Люди несведущие часто даже считают, что возня со словарями и энциклопедиями – это альфа и омега нашей профессии. Однако увлекаться словарями не только полезно, но и вредно. Попробую объяснить почему.

Во-первых, копание в словарях с целью разобрать по косточкам очередную иноязычную фразу вызывает у переводчика ощущение честно сделанной работы, притом что главная работа еще даже не начиналась. Можно целый день ловить хитро запрятанный в глубине фразы смысл, наконец выудить его, вздохнуть с облегчением – и написать по-русски что-нибудь совсем негодное и нескладное.

Во-вторых, словари создают (ложное) ощущение надежности и достоверности. Даже опытный переводчик порой (обычно от переутомления) снова подпадает под обаяние коварного правила: если нашел что-то в словаре – значит, так оно и есть (сказано тебе “Манхаттан” – пиши “Манхаттан” и не умничай). А ведь создатели словарей, между прочим, даже друг с другом иногда не могут договориться.

В-третьих, словари потворствуют нездоровой склонности иных переводчиков к научному мышлению. Те, у кого эта склонность выражена особенно ярко, то и дело оказываются в положении буриданова осла, не способного выбрать из обилия вариантов нужный. Помню, как-то я имел удовольствие дать пару уроков перевода одному старшекласснику-вундеркинду с астрономическим ай-кью. В тексте, модернистском и довольно мутном, попался некий Tom (явно не человек), который орал по ночам, мешая спать честным людям. Это кот, говорю я. Почем вы знаете, возражает вундеркинд. Вот в словаре написано: самец различных животных и птиц. Так откуда вам известно, что это не индюк, олень или барсук? Спорили мы, спорили, но так я его, кажется, и не убедил.

В-четвертых, некоторые специальные русскоязычные словари – синонимов, сочетаемости, частотности и т. п., – созданные вроде бы для облегчения жизни переводчика, на самом деле часто осложняют ее, сбивая его с толку. В своем стремлении угодить и помочь эти словари напоминают чрезвычайно образованных и невероятно услужливых дураков, вываливающих перед нами все свои знания по конкретному поводу безо всякого разбора и соображения. Собственно говоря, и программы машинного перевода – это не что иное как интерактивные словари-агрегаторы, работающие по принципу знаменитой “китайской комнаты”, но все мы знаем, чего стоит машинный перевод.

Наконец, в-пятых, любые словари и справочники, пусть даже с хорошими примерами (как в “Корпусе русского языка”), – это всего лишь коллекции сушеных листиков и мертвых бабочек (или, если угодно, сушеных бабочек и мертвых листиков). А ваша бабочка пока еще живая, и желательно не уморить ее прежде, чем она допорхнет до читателя.

Корень же всего перечисленного прячется в одном. Мы переводим не слова и даже не фразы; мы рисуем (своими словами и фразами) то, что прячется за текстом оригинала, и словари нужны нам только для того, чтобы сначала увидеть это, а потом – проверить, не ошиблись ли мы, рисуя увиденное на своем языке. Ни “родить” хорошую переводную фразу, ни даже всерьез помочь нам при родовых схватках они не способны. Так что словари должны знать свое место, и нельзя позволять им вилять нами, как хвосту – собакой.

Еще раз про любовь

Не дает мне покоя эта тема, и вот почему. Сам все время твержу: если книга вам не нравится, перевести ее хорошо вы не сможете. А потом вдруг говорю, что главное в нашем деле – профессионализм. Тут попахивает неувязочкой, так что давайте разберемся в этом получше.

Как известно, переводчики во многом похожи на актеров. Помнится, я уже рассказывал, как на одной встрече нас с Голышевым спросили, что делает переводчик, если он не согласен с автором. Мы оторопели. Вот, допустим, исполнитель роли Гамлета по жизни оптимист – так он что, должен заявить со сцены: “To be, of course to be! There is no question…”?