Игра слов. Практика и идеология художественного перевода

Скажу еще раз, чтó я понимаю под этим базовым русским, под этой языковой основой всех переводов. Это литературный язык, освобожденный от признаков какого бы то ни было конкретного стиля – чистый, ясный, внятный, в меру экономный, изящный, но без рисовки, лексически богатый, но лишенный как явных архаизмов, так и откровенных неологизмов, тот язык, который мы можем брать с собой из перевода в перевод, не опасаясь, что он помешает нам воспроизводить авторскую манеру. Этот язык практически очищен от нашей собственной индивидуальности и все же в какой-то степени индивидуален – позвольте мне отказаться здесь от бинарной логики. Он более или менее нейтрален, но совсем выхолостить его нельзя; он чист, как чистый воздух или чистая вода, но если довести воду до состояния дистиллята, она станет безвкусной. Еще одно сравнение: если считать “русский язык вообще” холстом, на котором мы пишем портрет автора, то наш личный базовый русский – это уже прогрунтованный холст. Конечно, это в известном смысле абстракция, но кое-какие ее свойства вполне доступны опытному глазу. Чтобы не быть голословным, приведу только один пример того, как наши личные вкусы сказываются на нашем базовом языке (хотя этих примеров можно привести много): проницательный читатель знает, что одни переводчики склонны к лаконичности, а другие – к большей ясности излагаемого за счет некоторого увеличения количества слов, хотя многословие и тем паче цветистость слога нашему базовому языку противопоказаны. Если же развить аналогию с живописью, можно добавить, что индивидуальность переводчика проявляется не только в характере грунтовки, но и в том, как мы смешиваем краски и как наносим их на холст, однако это уже другой разговор, и затевать его здесь не стоит.

А сейчас самое время выполнить обещанное и объяснить, почему переводчику вредно “застревать” на одном авторе, даже если он ему очень нравится. Дело в том, что между автором и переводчиком не может быть полного душевного и интеллектуального тождества. Каким бы понятным и близким ни казался вам автор, он все равно другой человек, и то, что он выглядит таким родным, таит в себе угрозу. Думаю, многие переводчики-профессионалы со мной согласятся: мы должны любить то, что переводим, но страстная, беззаветная любовь с нашей стороны может только повредить делу. Эмоции и убежденность в том, что вы понимаете своего автора как никто другой, будут застить вам глаза, и вы сами того не замечая начнете выдавать возникающие у вас по ходу работы мысли и ощущения за авторские. И даже если этого не случится, долгое общение с одним писателем, пусть даже первоклассным, начнет влиять на вашу грунтовку: одни и те же краски, которые вы постоянно кладете на холст, будут модифицировать ее химический состав. Но ведь любой союз, каким бы прочным он ни был, может когда-нибудь распасться! И что вы тогда будете делать – менять профессию? А если не захотите, то вам или будет очень трудно перестраиваться под нового автора, или его стиль заметно пострадает от ваших невольных воспоминаний об ушедшей любви.

Долгая непрерывная работа с разными авторами, но в одном жанре не так опасна, хотя все-таки и тут имеется некоторый риск закисания в описанном смысле. Разумеется, сердцу не прикажешь, и на свете есть множество неплохих переводчиков, не выходящих за пределы избранного жанра – скажем, фантастики или какой-нибудь из разновидностей нон-фикшн, – но, на мой взгляд, универсальность для переводчика является преимуществом, которое полезно приобрести, а после этого жалко терять. Вспомните, сколько состоявшихся и даже знаменитых актеров досадуют на то, что кинорежиссеры и театральные постановщики представляют их себе лишь в одном-единственном, привычном для всех амплуа!

Меняется ли наш базовый русский со временем? Наверное, да, но вряд ли очень значительно. В основном он складывается в период активного чтения, которое у большинства из нас приходится на пору взросления, и приобретает более или менее стабильную форму в первой фазе серьезных занятий переводом. Но какие-то улучшения, конечно, возможны и позже, и за них стоит бороться. По большей части эти улучшения происходят благодаря овладению профессиональной писательской техникой – когда мы учимся, например, стилизовать свои переводы под какие-то известные жанровые образцы, архаизировать их, придавать им нужный колорит и заодно привыкаем лучше различать ту основу, на которую накладываются дополнительные украшения текста, – а также редакторскими навыками и приемами, которые составляют тему соответствующего раздела. Здесь же я хотел бы предложить еще два способа, позволяющие улучшить свой базовый литературный язык.