Игра слов. Практика и идеология художественного перевода

Художественная литература – смесь реального с вымышленным. Например, своих героев авторы часто срисовывают с реальных людей, внося в их облик нужные изменения. Любые подробности при описании чего бы то ни было помогают сделать стоящую за текстом картинку живее, чтобы читателю было легче ее представить. Среди этих подробностей есть незначительные: иногда и впрямь все равно, синяя на ком-то футболка или зеленая, – но у хороших писателей их не так уж много. Как правило, они останавливают свое и наше внимание только на тех деталях, которые несут дополнительную нагрузку – скажем, сообщают что-нибудь о характере персонажа или о его намерениях. И тут переводчику надо быть внимательным.

Ну а зачем вообще искажать факты? Почему бы не передавать их с той точностью, какой позволяет добиться соотношение наших языков?

Дело в том, что иногда этому мешают другие возникающие у переводчика соображения. Мы ведь помним: важно не только что, но и как

, причем второе часто бывает важнее первого. Скажем, в уже упоминавшемся случае с плащом цвета drab лучше отойти от неуклюжего перевода “по словарю” и одеть героя в серый или коричневый плащ. Приведу еще один пример. В рассказе Курта Воннегута “Харрисон Бержерон” (Kurt Vonnegut, Harrison Bergeron) есть такая фраза:

They were burdened with sash weights and bags of birdshot, and their faces were masked, so that no one, seeing a free and graceful gesture or a pretty face, would feel like something the cat drug in.

Речь здесь идет о балеринах, “уравненных” друг с другом и со зрителями ради всеобщей справедливости. Sash weight

 – это противовес для окна с поднимающейся нижней частью, который не позволяет ей упасть, но у нас таких окон практически нет. Писать в переводе “противовесы для окон” и давать сноску, объясняющую, как устроено английское окно (или не давать ее, надеясь на проницательность читателей), – плохой выход. Гораздо лучше придумать в этом месте адекватную замену. Но прежде необходимо задать себе вопрос, почему Воннегут выбрал для уравнивания балерин именно эти предметы – противовесы для окон и мешочки с дробью. Во-первых, они тяжелые. Но есть у них и еще одна общая черта: и те и другие изначально предназначены не для этого. Видимо, автор хочет дать нам понять, что члены общества будущего, которое он описывает, не умеют ничего сделать сами и решают свои задачи с помощью того, что подвернется под руку. Теперь нам становится ясно, что мы можем заменить эти загадочные для наших читателей противовесы любыми тяжелыми предметами, имеющими другое бытовое назначение: гантелями, утюгами или еще чем-нибудь в этом роде. Фактическая точность будет утрачена, однако мы достигнем той же самой цели, какую ставил перед собой автор, а значит, перевод можно будет признать удачным. Заметьте, что просто гирьки здесь подходят хуже, потому что они могут быть предназначены именно для уравнивания, а вот если написать, допустим, “гирьки от ходиков”, это усилит сатирический эффект, что нам и требуется.

И еще пример. В сказке Оскара Уайльда “Счастливый принц” (Oscar Wilde, The Happy Prince) Swallow влюбляется в Reed. Самый известный перевод этой сказки принадлежит Чуковскому, и у него Ласточка влюбилась в Тростник. При всем уважении к Корнею Ивановичу надо признать, что он выбрал не лучшее решение. Беда в том, что Swallow

в оригинале мужского пола – he, а Reed, соответственно, she. Понятно, что Чуковскому пришлось перекроить все, что касается этих героев (изменить везде местоимения, назвать потенциальную жену мужем), и получилось не очень удачно: в переводе девушка Ласточка признается в любви юноше Тростнику, да потом еще мысленно упрекает его в том, что он кокетничает с ветерком (и не стоит ссылаться на подробности биографии Уайльда, они тут ни при чем). Логичнее было бы поменять Ласточку на птицу мужского рода – например, Стрижа, – а вместо собирательного “Тростник” так и просится Тростинка.

Подытожу сказанное двумя рекомендациями:

1. Если при переводе есть возможность передать относительно точный фактический смысл оригинала без заметных потерь в других отношениях, надо так и сделать. Этот принцип похож на так называемую Бритву Оккама: “Не следует множить сущее без необходимости”.

2. Если какая-нибудь деталь не переводится прямиком без вреда для текста, надо внимательно рассмотреть этот винтик или колесико, понять, зачем они нужны автору, и выточить взамен них свою деталь так, чтобы она не нарушила работы всего механизма.