Игра слов. Практика и идеология художественного перевода

Но чаще всего соседние слова-узелки не совпадают просто потому, что те, кто их придумывал, в этот момент “ткнули пальцем” в близкие, но разные места, или потому, что значение одного, а то и обоих слов сдвинулось со временем. Это особенно хорошо видно, когда сравниваешь дискретные ряды слов, описывающие какой-нибудь непрерывный спектр – скажем, цветовой. Слово blue всегда заставляет переводчика выбирать между двумя равноправными вариантами перевода, и этот выбор обычно совершается с учетом привходящих обстоятельств – возможных перекличек выбранного слова с его окружением, других характеристик персонажа или объекта, к которому относится цвет, общей цветовой гаммы, если она есть в тексте, и тому подобного. Лично меня неизменно ставит в тупик слово purple: красный это или фиолетовый? По словарю Ушакова, пурпур – это “темно-красный или ярко-красный, алый, багряный цвет”. Но ведь красный и фиолетовый находятся на разных краях видимого спектра! Как же можно называть одним словом цвета, максимально далекие друг от друга? Википедия объясняет, что пурпурный – один из так называемых неспектральных цветов, представляющих собой смесь красного и фиолетового, но многие ли наши читатели это знают? В нашем “коллективном сознательном” слово

пурпурный прочно связано с королевской мантией. Так что же, во всех случаях, когда о мантии в оригинале речи не идет, надо переводить purple как фиолетовый

или лиловый?

Для цвета, имеющего короткое английское название из трех-четырех букв, можно обнаружить в словаре описание вроде “зеленовато-буровато-малиновый в сиреневую крапинку с легким рыжим оттенком”. Например, “drab – грязноватый желто-коричневый цвет” (НБАРС). Представьте себе, что вы читаете в книге: “На нем был плащ грязноватого желто-коричневого цвета” – разве такая деталь не покажется вам странной? И стали бы вы сами покупать плащ грязноватого цвета? Да и мотивы автора, выбравшего такой цвет, не очень ясны: вдруг он таким образом тонко намекает на моральную нечистоплотность владельца плаща? Можно представить себе, как озадачивает переводчиков с русского на английский наше слово “бурый”, для которого Мультитран предлагает такие эквиваленты:

reddish; brownish black; grayish brown; reddish black; dark reddish; fallow; reddish brown… – и это еще не полный список. Любопытно, что по-английски то же слово brown означает и распространенный цвет глаз, но русскоязычной кареглазой девушке вряд ли понравится, если ее глаза назовут бурыми.

И тут пора уже поставить вопрос ребром: а насколько вообще мы обязаны соблюдать в переводе фактическую точность? Допустим, мы смирились с тем, что, подбирая русские слова взамен английских, всегда попадаем немножко мимо: раз уж так устроены наши языки, с этим все равно ничего не поделать. Но действительно ли мы должны стараться изобразить каждую описанную автором деталь – здесь я намеренно перестаю говорить о словах и начинаю говорить о самих фактах, поскольку слова, как мы знаем, подвергаются в ходе перевода значительным метаморфозам, – как можно точнее?

Перевирать оригинал на уровне основного сюжета, разумеется, не надо. Конечно, переводя знаменитую пьесу Шекспира, мы не напишем, что Гамлет женился на Офелии и они жили долго и счастливо, пока их обоих не зарезал Полоний. Но можем ли мы позволить себе больше свободы в передаче относительно мелких подробностей рассказанной автором истории? Если в оригинале какой-нибудь третьестепенный персонаж присел отдохнуть на скамейку под вязом, разрешается ли нам усадить его под дубом? Пожалуй, никакой катастрофы из-за этого не произойдет, но чтобы не совершить роковую ошибку, мы должны уверенно отличать мелкие подробности от крупных. Чтобы научиться этому, заглянем еще разок на писательскую кухню.

Писатели – хитроумный народ. Внимательный писатель продумывает в своем сочинении все до тонкостей, так что в итоге там не остается почти ничего случайного. Иногда он даже не столько напрягает мозги, сколько повинуется своей интуиции. В результате за внешней канвой описываемых событий всегда прячутся какие-то тайные авторские намерения, осознанные или неосознанные. Чуть ли не каждая деталь у хорошего писателя работает, помогая эти намерения осуществить. А откуда берутся сами детали?