Игра в Джарт

Да оба они, надо сказать, хороши.

Мысли эти рассмешили Гроссмейстера еще больше, и так, с тенью мрачной улыбки на устах, размышлял он по пути через мрачный же, навечно окутанный хладным, густым туманом лес, накрыв ладонью кулачок своей девицы, крепко державшей повод (признаться, не столько для того, чтобы окоротить ретивого жеребца, а чтобы только держать ее за руку).

Был ли Моргауз его собственным чудищем, выползающим из тьмы кошмарных снов? Детским страхом? Нет, пожалуй. Тогда он не успел даже перетрусить. Все случилось слишком быстро, он был оглушен – не напуган, и действовал как автомат – вроде тех, что ставят на ристалищах для тренировки. Деревянный болван с мечом, который, поворачиваясь, бьет по спине, если ударить под неправильным углом. Моргауз ошибся – он ударил, вот и все. Просто сделал, что должен.

Так оно и пошло.

Улыбка его стала презрительной. Хорхе прав: с тех пор, как сделался он игрушкой судьбы, он и действовал как кукла, механическое чучело с мечом. Никогда не думал, что делать, просто делал, что должен.

Ненавидел ли он Моргауза? Нет, пожалуй. Его каменное сердце и к ненависти было глухо. Он сделал, что должен был – как и всегда – объявил охоту, зная, что рано или поздно она увенчается успехом.

Но почему сейчас?

Это и гневило Гроссмейстера: впервые в жизни пренебрег он долгом, сорвался с поводка судьбы, как своенравный пес, и вот его, словно пса, дернули за тот поводок, ткнув носом в давнего врага, истребить которого первейший долг главы Ордена – и тем возвращая на предначертанную ему стезю.

Он убьет Моргауза – как же иначе? – без всякой жалости и промедления. Сделает – как и всегда? – что должен.

Но неужто судьба, из пут которой он едва ускользнул, вновь его настигла? И все чудеса ведут лишь к тому, чтобы утвердить ее власть над ним?

Разом навалились усталость и тяжелая, тоскливая злость. Он был сыт по горло долгом, предназначением, судьбой. Он пришел сюда не за этим.

А за чем? Зачем?

За чудесным мечом совершенной формы? За мечтой?

В мечтах его, как ни крути, Моргаузу места не было.

Сколько бы не ярился Капитул, для Гроссмейстера Моргауз оставался лишь пустым местом. Одним из многих – бесчисленных и безликих – врагов. Пусть все злодейства, учиненные Моргаузом заслуживали жестокой кары, но и в сравнение не шли с его собственными. Деяния свои Гроссмейстер презирал, себя за них ненавидел, но долгу следовал неуклонно. А кошмаров он не видел с детства – да и что бы могло ему присниться страшней того, что сам он творил наяву?

Теперь же Гроссмейстер горько подумал:

Я видел сон, в котором я был счастлив, зачем же меня пробудили от него? Ведь рано, слишком рано мне еще просыпаться! Я не нашел еще того меча, не видел озера Странной Смерти, и Озерная Дева не пела мне своих опасных песен. Не получил ясных ответов от бога (которого, может, и вовсе нет). Не одолел судьбы своей – и не примирился с нею.

Нет, еще слишком рано.

Дубы помалу отступили, небо все чаще теперь раздирали верхушки сосен. В талой воде прибежавших с гор ручьев плясали иглы и листья. Пахло мхом, прелой лесной гнилью, но и далекой, холодной чистотой снегов. Паутина, блистающая в ветвях, напомнила ему поле для игры в джарт, и мысли Гроссмейстера приняли несколько иное направление.

Если это не сон, не мечта, но игра, то почему его вернули к началу?

Моргауз был началом. Гроссмейстер задолжал ему смерть. В этом все дело?

От непосильного бремени мыслей рыцарь вздохнул. Следовало признать – толкователь чудес из него, что из бревна сабля.

Ему так не хватало Хорхе!

Хорхе?

Ну, так ведь у него теперь есть и еще советчик. Свой мерлин, маленький сокол-голубятник.

И пусть уповать можно лишь на того, кто верен, кто в помыслах и делах идет прямыми путями и отвечает за свои слова, а полагаться на советы друидов – чистое безумие, но разве не называли его раз от раза безумным?

Эх, не струшу – так отведу душу, подумал Гроссмейстер куда веселей, и с тем спросил у своей девицы:

– Ты играешь в джарт?

Девица его проворчала сердито:

– Что за глупый вопрос? Все играют.

– Я – нет. Научишь меня?

– Нельзя научить играть в джарт. Ты либо умеешь, либо нет.

– Хорошо, – не сдавался Гроссмейстер. – Тогда сыграешь со мной?

– Для этой игры не нужен ни партнер, ни соперник.

Гроссмейстер собирался было возразить, но тут вспомнил, что Хорхе, и в самом деле, никогда не играл даже с Эриком. Всегда один.

Считалось, что игрок, превосходящий искусством всех других, ведет поединок с невидимым противником – своей собственной душой. Этого Гроссмейстер никогда не мог понять: зачем же человеку противостоять собственной душе своей?

Поразмыслив теперь, Гроссмейстер спросил свою девицу:

– Игра в джарт – как бой с тенью, быть может? Когда не только нарабатываешь удары, подвижность, выносливость, но и видишь ошибки, которые допустил? Видишь себя со стороны? Можешь оценить, как противника?

Девица, прищурившись, посмотрела на него – так глядит тощая бейрутская кошка на слишком большую для нее крысу, размышляя, сразу ли придавить ее или сперва немного позабавиться?