Игра в Джарт

Гроссмейстер с усилием отвел взгляд от своей девицы, не отводившей взгляда от жонглера. Откинув плащ, положил руку на рукоять лабриса и направился к королю. Тот сидел в складном походном кресле подле камина, в полном одиночестве (такая, видно, была у него привычка). У ног его развалились два волкодава. Шерсть у них была цвета пепла – как и глаза короля.

Король поднял на него глаза цвета пепла, и, кажется, вовсе не удивлен был появлению такого опасного гостя.

– Бастард Лузиньян! А ты рослый для своих лет. И ловок, ловок, – голос Лливелина звучал дружелюбно, почти сердечно, но в глубине его таились нотки глухой угрозы, словно бы, пожимая гостю руку, король готовил уже ему и предательский нож. – Садись.

Гроссмейстер сел в указанное кресло, чуть развернув его от огня. Так он мог вытянуть ноги – и не выпускать из виду своей девицы.

– Играешь в джарт? – спросил король, придвинув ближе столик из драгоценного ифрикийского дерева, круглый, низкий, с искусно сработанным полем для игры в джарт на столешнице. Словно осколки радуги блистали на нем яспис, сапфир, халкидон, смарагд, сардоникс, сердолик, хризолит, берилл, топаз, хризопраз, гиацинт, аметист – то были танцоры.

Гроссмейстер запустил руку в карман, покопался и выставил на доску, ближе к центру, кремень – простой и грубый осколок черного камня. Сказал королю:

– Твой ход.

Про себя же загадал – если выведу своего танцора к краю, уйдем без боя.

– Пока нет. Ты позабыл про бога, бастард Лузинь-ян, – насмешливо заметил ему Лливелин, и бросил кости. Выпало три и два.

Гроссмейстер и правда позабыл – бросок костей, жребий считался ходом бога. Бог всегда был третьим в этой игре, поединке – или танце? – человека с собственной душой.

– Я и сам неплохо справляюсь, – сказал он.

– Откуда ты знаешь? – король, пощипывая бороду, глядел на доску. Передвинул камни так, что они выстроились полукругом, блокируя камень Гроссмейстера. – Непостижимы для нас пути промысла божия, не можем мы их понять.

Тем временем жонглер пропустил стих или два. Теперь звучала только арфа. Сильные пальцы мелькали над струнами легким белым пламенем, и чудесная мелодия терзала Гроссмейстеру душу – как крючья, как щипцы и пилы.

Эта скотина де Нель был слишком уж хорош.

Гроссмейстер бросил жребий. Выпало две единицы. Он двинул своего танцора вперед, выбив с поля одного из королевских.

– Прешь напролом, глупый мальчишка, – пожурил его король. Бросил кости. Снова выпало три и два. Он рассредоточил своих танцоров по полю, чтобы Гроссмейстер не смог достать ни одного, и с удовлетворенным вздохом сказал: – А вовремя, скажу я, послал тебя господь, ибо вскорости предстоят мне война и слава. Намедни один из нормандских баронов с огромной армией взял Замок Боли у южной границы, а южные бароны, чем беречь свои владения, так разбойничают на востоке – были ими захвачены и разорены Замок Скорби и Замок Угроз. По всему, пришло время напомнить неразумным, что и юг, и восток, и запад принадлежат здесь северу. И в этом мне, как нельзя, кстати, придется сила твоего ордена.

Гроссмейстер медленно вздохнул, справляясь с припадком хохота – только бровь немного дернулась. Замок Боли и Замок Угроз? Замок Скорби? Да что такое с этими людьми? Карту их островов можно читать как страшную сказку.

Королю же безучастно ответил:

– Мы не начинаем войн. Мы заканчиваем их.

Король посмотрел на него с презрительным недоумением.

– Ты же не думаешь, что я призвал бы на свои земли твой проклятый орден? – молвил, словно выплюнул, он. – Мне нужна ваша сила – и только. Она, – и кивнул на девицу.

– Metu mortis neglecto[13] – вот наша сила, – ответил Гроссмейстер. – И только.

Он бросил кости и, пользуясь тем, что Лливелин так любезно расчистил ему путь, повел своего танцора к краю паутины.

– Тогда так: мне нужна твоя ведьма – и только. Сам же можешь убираться ко всем чертям, – отрезал король.

– Ты ее не получишь.

– Королям не отказывают

– Рискну попробовать.

– Пожалеешь.

– И что же ты сделаешь? Убьешь меня? – спросил Гроссмейстер. Он наигрался в эти игры с малолетства. Угрозы королей. Заискивания. Лесть. Гнев и алчность. Страх. Пренебрежение. Как будто он мог и в самом деле уступить им хоть в чем-то. Как будто это было в его власти.

– Зачем мне убивать тебя? – Лливелин откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. – Я могу ослепить тебя. Оскопить. Отрубить руки и ноги, а то, что останется, со всею учтивостью, отправить в твой орден.

Гроссмейстер тихо улыбнулся, представив вдруг, как его, бессильным обрубком, доставят в какую-нибудь из дальних цитаделей Ордена. Как будет он покойно, без забот, целыми днями лежать на свежей соломе, во тьме, под солнышком, слушая песни своей девицы.

Будет ли она петь для него, такого?

Он поднял глаза и встретил взгляд Лливелина. В пепле королевских глаз вихрился страх.

– Полно тебе, король Северных земель, – с тою же тихой улыбкой молвил Гроссмейстер. – Это просто игра. Рыцари Ордена играют по своим правилам. Мы как бы уже мертвы – ты знал? – а мертвых не запугать. Твой ход.