– Что такое? – сдерживая улыбку, поинтересовался Гроссмейстер. – Озерные девы запоют меня до смерти? Или король-утопленник затащит в свое призрачное войско? Не шутя ли зовут тебя храбрецом, Маредид ап Кинан? То предлагаешь мне тайком бежать из крепости, а то прогулку к берегу озера почитаешь слишком опасной затеей!
– Храбрость и безумие – не одно и то же.
– Разве?
Сбитый с толку, Маредид сказал:
– Ты рехнулся, безымянный? Ну, точно, рехнулся. Говорю тебе, если рыцарь-смертный услышит песню озерной девы, он обречен: либо женится на ней в течение трех дней, либо умрет, либо сойдет с ума, либо станет поэтом. Тебе, я вижу, бояться уже нечего.
– О? А не ты ли сватал мне здешних фей? Может, еще и женюсь, безумный, на озерной деве – все лучше, чем стишки кропать, – сказал Гроссмейстер, нежно – так нежно – глядя на свою девицу, прожорливого белокурого демона с замашками бывалого солдата, рачительно распихивающую по карманам яблоки и хлеб (ибо сыра не осталось ни крошки).
Теперь он все видел ясно – словно глядел на игру сверху – и все линии теперь сходились. Девица его и есть божий указатель, и она же его награда. Он добудет меч, и тем мечом выкупит себя у судьбы своей для своей возлюбленной.
Вот и все.
Если, конечно, сейчас не будет злой королевской волею убит, и не падет в бою или предательски сраженный.
Что ж, чему быть, того не миновать.
Гроссмейстер встал, потянулся, закинул за спину щит.
– Пора бы навестить короля.
– Мы убьем его? – оживилась девица и сморщила нос. – Он такой противный!
– Нет, мы не будем его убивать. По крайней мере, постараемся, – Гроссмейстер ласково провел ладонью по белым как снег волосам.
Поднялся с лавки и веселый рыцарь.
– Так ты не отступишься?
– А ты бы оступился?
Маредид бесцеремонно вскинул на плечо вещевой мешок Гроссмейстера. Сказал:
– Буду дожидаться вас у северной стены – там есть тайная калитка.
Гроссмейстер кивнул и, поразмыслив, вручил ему вдобавок щит и волшебные ножны.
Маредид оглядел те ножны и ничего не сказал, но лицо его прояснилось. Он был не так уж глуп, этот глупый брат сенешаля.
Им пришлось спуститься по узкой, очень крутой лесенке с грубо вырубленными из камня ступенями – горница, в которой отлеживался Гроссмейстер, находилась на самом верху одной из боковых башен. Девица шла в середине маленькой процессии, и Гроссмейстер, наклонившись к ней, шепнул:
– Заря.
– Заря? – она обернулась к нему. Первый луч скользнул по бледному и нежному, как луна, лицу, чудные глаза в полумраке блеснули драгоценным порфиром.
Гроссмейстер глубоко вздохнул и выпалил:
– Твои глаза… цвета утреннего солнца. Поэтому Заря.
– Серьезно? – с нарочитым презрением подняла брови девица. – Я тебе что, кобыла? Зорька? Нет, ты серьезно?
– Сама-то и вовсе ничего не придумала, – уязвленно пробормотал Гроссмейстер. Он ждал, что девица поднимет его на смех, но она ответила:
– Потому что я хочу придумать хорошее. По-настоящему хорошее, а не как ты. Болтаешь, что в голову взбредет.
Он был тронут искренностью намерений ее даже больше, чем словами, и сам больше слов не нашел, и потому далее следовал за нею в молчании, пока не вышли они в коридор, ведущий к парадному залу. Девица его вдруг насторожилась как зверь – Гроссмейстер мог бы поклясться, что видел, как шевельнулись маленькие розовые ушки. Он передвинул дубинку за поясом, и ладонь с рукояти не убрал.
Девица же, ухватив за рукав брата сенешаля, спросила исполненным странного волнения голосом:
– Что это? Мейстер де Нель, король менестрелей, здесь? В этом замке? Могу поклясться, что слышу его чудесный голос!
– Изумительно! – воскликнул Маредид, и тут же, обращаясь к Гроссмейстеру, весело сказал: – Не смотри на меня диким зверем! Это и в самом деле изумительно – что же тут поделать? Ведь как раз сегодня прославленный менестрель и друг храбрейшего из королей, мейстер Блондель де Нель, прибыл в Корбеник и сейчас, может статься, поет свои дивные песни королю и гостям. Но отсюда услышать его не в человеческих силах!
– Ну, она не человек, – буркнул Гроссмейстер.
– Верно, – Маредид смутился, но тотчас снова затараторил: – Братец мой обязан тебе по гроб жизни за победу над Моргаузом! Будь жив первый рыцарь Жана Мятежника, он, несомненно, убил бы королевского менестреля и тем навсегда лишил моего короля возможности союза с королем Ричардом!
Короли, короли, короли. Гроссмейстеру не было до них никакого дела.
А вот де Нель опасен.
Дамы и девицы вечно вились около него, как яркие бестолковые бабочки вокруг цветка. И хоть не было им никакой надежды заполучить сердце трубадура – ибо хранил он сердце свое лишь для своего короля и своей поэзии – надежд своих глупых не оставляли. Но можно ли было представить, что его лютая, злоязыкая, бесстрашная девица в чем-то ровно такая же дура, как все они!
Он малодушно подумал – не сбежать ли, право, сейчас? Тайком? Как и предлагал ему рыцарь-близнец? Только чтобы увезти девицу свою подальше от проклятого жонглера?
Впрочем, теперь-то ее из замка, пожалуй, что и за уши не вытащишь.
И Гроссмейстер с затаенным трепетом взглянул на свою девицу.