Игра в Джарт

– Не думаю, что ты жаждешь сокровищ, которых, как говорят, не счесть во дворце Гуараггед Аннон. Не думаю так же, что ты желаешь пробудить короля, ибо если выйдет он и все его войско из темных вод до срока, острова будут ввергнуты в страшные несчастья. Думаю, ты, как всякий добрый рыцарь, прельщен мечом. Но послушай, горе – цена тому мечу, ибо он проклят, и только безгрешному, чистому сердцем рыцарю не может причинить вреда, а легко ли найти человека без греха? И кто попытается взять его, но не сумеет, получит от того меча жестокую рану, от которой долго не сможет исцелиться, а если и совладает удержать его, так станет сеять вокруг себя лишь зло, беды и смерть…

– Как и поступают обычно рыцари при оружии. Разве нет? – заметил Гроссмейстер.

И тут его осенило.

– Постой-ка, – медленно проговорил он. – Так этот меч дается в руки только достойному?

– Дошло, наконец, – вздохнул Маредид, снова превращаясь в себя самого, вскочил и стал бесцельно мерить шагами горницу. – Меч был выкован чужеземным чародеем, мечником и кузнецом по имени Требюшет, а он-то, небось, все свои умения получил от чертей! А потому лишь чистый сердцем рыцарь, не подвластный порокам и соблазнам, сможет не поддаться темным чарам меча, иной же, непременно, пусть и невольно, начнет творить злые дела. И пусть ты лучший среди нас, грешных рыцарей, и пусть, ради великих подвигов твоих, опекает тебя дитя ангела мирною своей силой, превосходящей человеческое разумение, но ведь сам ты не ангел и не святой, и упаси тебя бог довериться тому мечу: он окутает мраком твою душу, тем предав погибели!

– Но, будь я безгрешен и достоин его, меч станет верно служить мне? – все допытывался Гроссмейстер.

Маредид захохотал:

– Да, от скромности ты не умрешь!

– Да, я умру не от скромности, – терпеливо молвил Гроссмейстер. – Ибо кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом. Теперь ответь: тот зловещий клинок сам выбирает, кому служить? И через него свершает избранный дивные чудеса доблести?

Маредид, наконец, встал у камина, протянув к огню мозолистые, как у пахаря, с разбитыми костяшками, руки.

– Сколько я знаю, меч служит либо правому делу – вроде защиты отечества, либо герою, чья душа способна противостоять злу. Рукоять его изготовлена из лучшего золота Аравии и Греции, с искусно выбитыми серебряными буквами, и надпись на ней гласит: ни один не возьмет меня, кроме того лишь, у кого на боку назначено мне висеть, и это будет лучший из рыцарей мира.

– Нет там никакой надписи! – в один голос вскричали Гроссмейстер с белокурой девицей, и замолкли, уставившись друг на друга.

– Значит, вот как, – сказал Гроссмейстер, не отводя глаз от своей девицы. – Вот ты, хохотун, не знаешь, как найти Озеро Странной смерти, и я не знаю. Зато я знаю, кто знает.

Он и раньше догадывался, но теперь знал наверное. Его маленький сокол-голубятник. Мерлин.

Провожатый.

Словно прошлое и будущее сошлись, замыкая круг. Словно он, убив Моргауза, вернулся к тому, с чего начал, и теперь волен сам выбирать свою судьбу.

Он, последний гроссмейстер, добудет меч первого и привезет его в Орден. Он изменит кодекс и отступится от власти, ради справедливости – и ради любви, ведь если обретет он в странствии не только меч, но и возлюбленную, разве не воля на то и судьбы, и бога?

А меч Амброзия пусть изберет нового гроссмейстера. Достойнейшего. Лучшего среди равных – и будет в том выборе равно и от справедливости, и от божьей воли.

А он? Он оставит Орден разбираться и с войной, и с миром во всем мире, с равновесием, богом и судьбой, а сам увезет девицу свою на север юга, в родные свои края, края дивных лесов и глухих болот, густого, душистого дягиля и белого с янтарным отблеском винограда.

Вернется домой.

Не победителем. Не побежденным. Просто любящим, и – возможно – возлюбленным.

Гроссмейстер ясно увидел, как душенька его, прекрасная, будто молодой сокол, парит над башнями старого замка, вокруг головы ее кружатся пламя и дым, а под ногами простирается тьма, полная звезд.

Что ж, замок Лузиньянов видал хозяек и похлеще.

А он? Он будет охотиться на оленей в своем лесу и пить вино своих виноградников. Наплодит дюжину белобрысых, огнедышащих детишек. Растолстеет. Разленится.

Будет счастлив.

Невнятно, словно сквозь сон или бремя холодных, темных вод доносился до него голос Маредида: тот все лепетал о великой доблести спящего короля, о последней битве его и грядущей славе, об озерных девах, что погубили немало беспечных путников, по глупости или неосторожности дерзнувших нарушить королевский покой.

– И, если тебе дороги жизнь и рассудок, держись подальше от Озера Странной Смерти, безымянный, вот что я тебе скажу, ибо прежалостно было бы такому благородному рыцарю пропасть ни за грош, – так закончил свою речь Маредид ап Кинан.