Игры и люди

Чтобы головокружение освоилось в повседневной жизни, приходится заменять эти скоротечные эффекты физики темными и смутными силами химии. И тогда за желанным возбуждением или сладостной паникой, которые лишь ненадолго и грубо доставляют эти ярмарочные сооружения, обращаются к наркотикам и алкоголю. Но на сей раз бурное коловращение оказывается уже не вне реальности, не обособленным от нее – оно утверждается и развивается прямо в ней самой. Хотя опьянение и эйфория, подобно физическому головокружению, тоже способны на время разрушать устойчивость зрения и координацию движений, освобождать человека от тяжести воспоминаний, мук ответственности и давления внешнего мира, но их воздействие не прекращается вместе с приступом. Они постепенно, но надолго вносят нарушения в работу организма. Они мало-помалу создают постоянную потребность и невыносимую тревогу. Все это бесконечно далеко от игры – деятельности всегда побочной и необязательной. В опьянении и интоксикации стремление к головокружению все более вторгается в реальность – все шире и пагубнее, потому что вызывает привыкание, отдаляя тот порог, за которым человек начинает испытывать искомое расстройство чувств.

В данном случае опять-таки поучителен пример насекомых. Среди них есть такие, что любят играть в головокружение, начиная с бабочек, пляшущих вокруг пламени, и заканчивая маниакальным вращением водяных жуков-вертячек, превращающих поверхность малейшей лужицы в серебристую карусельную площадь. Но у насекомых, особенно у общественных насекомых, бывает и «искажение головокружения» в форме опьянения и с самыми бедственными последствиями.

Так, муравьи одного из самых распространенных видов, Formica sanguinea, жадно лижут пахучие эфирно-жировые выделения из брюшных желез небольших жесткокрылых под названием Lochemusa strumosa

. Муравьи заносят их личинки к себе в муравейник и кормят их столь тщательно, что недокармливают своих. Вскоре личинки Lochemusa пожирают все потомство муравьев. Муравьиные царицы, не получая должного ухода, производят на свет одних лишь бесплодных псевдогинных особей. Муравейник вымирает и исчезает. Другие муравьи, Formica fusca, в свободном состоянии убивают лохемуз, но не трогают их, когда находятся в рабстве у Formica sanguinea. Испытывая такой же вкус к пахучему жиру, они держат у себя паразитов видаAtemeles emarginatus

, которые также приводят их к гибели. Однако они уничтожают этих паразитов, находясь в рабстве у муравьев Formica rufa, которые терпеть их не могут. Таким образом, перед нами не какое-то необоримое влечение, а своего рода порок, способный исчезать в определенных обстоятельствах: в частности, рабство то вызывает его, то позволяет ему сопротивляться. Господа передают свои вкусы пленникам¹.

Подобные случаи добровольного одурманивания не являются изолированными. Муравьи еще одного вида, Iridomyrmex sanguineus[26]

из Квинсленда, разыскивают гусениц серых бабочек-лунок, чтобы напиваться пьянящей жидкостью, которую те выделяют. Они сдавливают челюстями сочные ткани этих личинок и выжимают содержащийся в них сок. Высосав одну гусеницу, они принимаются за другую. Беда в том, что гусеницы лунок пожирают яйца муравьев-iridomyrmex. Бывает и так, что насекомое, выделяющее пахучую жидкость, само «знает» о своей власти и возбуждает в муравьях их порок. Так, гусеница Lycaena arion, изученная Чепменом и Фрохоуком, имеет специальный медовый мешочек. Когда ей встречается рабочий муравей вида Myrmica Іаеѵіnodis, она приподнимает передние сегменты своего тела, приглашая муравья перенести ее в муравейник. А питается она личинками этих myrmica

. Муравей не интересуется ею в те периоды, когда она не выделяет меда. Наконец, яванское полужесткокрылое насекомое Ptilocerus ochraceus, описанное Киркальди и Джейкобсоном, имеет в середине брюшка специальную железу, выделяющую токсичную жидкость, и угощает ею муравьев, которые жадно поглощают ее. Они сразу же сбегаются лизать жидкость, она парализует их, и муравьи становятся легкой добычей для ptilocerus'a[27].

Пожалуй, такое порочное поведение муравьев говорит не о наличии, как утверждали, вредных для вида инстинктов. Скорее оно доказывает, что необоримая тяга к парализующему веществу может нейтрализовать самые сильные инстинкты, в частности инстинкт самосохранения, заставляющий индивида заботиться о собственной безопасности и требующий от него защищать и кормить свое потомство. Можно сказать, что муравьи ради наркотика «забывают» обо всем. Они ведут себя самым пагубным образом, отдаются врагу сами или же оставляют ему свои яйца и личинок.