Игры Немезиды

— Ага, ну вот, Джози открыл тут своё дело, са са? Начал брать с землян деньги за проход. Назвал это... — Кин трижды щёлкнул пальцами, стараясь вспомнить концовку истории, — назвал муниципальной платной дорогой. Платной дорогой!

— И сколько это продолжалось? — спросила Наоми.

— Довольно долго. Нам пришлось бежать со станции, чтобы охрана не схватила, — усмехнулся Кин. Потом серьёзно сказал: — Только это было раньше.

— Да, — согласилась Наоми, поднимая стакан. — После Эроса всё изменилось.

— Всё изменилось после того, как эти сволочи уничтожили «Кент», — Мирал, прищурясь глядел на Наоми, словно говоря: «Это же был твой корабль?». Ещё одно приглашение рассказать её историю.

Наоми чуть наклонилась, пряча лицо за вуалью волос.

— Всё изменилось после базы Метис. После станции Андерсон. После Террион-Лока. Каждый раз всё меняется.

— Проклятье, — кивнул Кин. — Каждый раз всё меняется.

Карал поднял взгляд. Лицо выражало смесь дружеского участия и сожаления, что означало: «Всё изменилось после «Гамарры»«.

Наоми улыбнулась в ответ. Здесь, рядом с этими людьми, она во всём ощущала дыхание ностальгии. Все они хотели бы услышать её рассказы — об Эросе, о первом проходе через врата, о пути к первому поселению в новых мирах. Кин и Карал не задавали вопросов, и потому новичок следовал их примеру. А она сама предпочитала помалкивать.

Филип спал в соседней комнате — свернулся в клубок, глаза закрыты — не так плотно, как у спящего младенца. Остальные члены их ячейки скрывались в других безопасных норах. Небольшие группы привлекали меньше внимания, и даже если одна из них «терялась» — другие оставались в строю. Это не обсуждалось. Стратегия знакомая и одновременно непривычная — словно слышишь забытую на многие годы, когда-то знакомую песню.

Карал кончиками пальцев поднял с нагревательного элемента своё куза и перебросил в руках. Наоми подставила ладонь, Карал опустил в неё кусок, их пальцы соприкоснулись. Знакомый жест, знак близкой дружбы. Семьи. Когда-то так оно и было, но сейчас все понимали — многое изменилось. Рядом с Наоми они старались говорить осторожнее, избегая тем, слишком явно касавшихся пропасти тех лет, когда она отсутствовала.

Она могла бы нарушить этот негласный пакт — если бы хотела. Наоми не желала ломать это хрупкое равновесие, но недосказанность становилась тяжелее разговоров о прошлом.

— Филип неплохо выглядит. — В её словах не было скрытого смысла. Она откусила крекер, лук и подливка заполнили рот вкусом соли, сладости и горечи. Она продолжила с набитым ртом: — Он вырос.

— Ага, — осторожно сказал Кин.

Наоми чувствовала сейчас вкус всех потерянных лет — вкус горя и страха, потери и предательства. Она улыбнулась. Голос не дрогнул. 

— Каким он был?

Кин бросил на Карала быстрый, едва заметный взгляд. Сейчас они оказались на опасной территории. Наоми не знала, стараются ли они защитить её от правды, или Филипа и Марко — от неё. Или просто не хотят участвовать в том, что происходило и продолжает происходить между ней, её бывшим возлюбленным и их сыном.

— Филипито рос хорошим мальчиком, — сказал Карал. — Умный, сосредоточенный. Внимательный такой. Марко за ним присматривал. Заботился.

— Мы все тоже о нём всегда заботились, — Мирал старался, чтобы слова звучали легко, но в лице читалось голодное любопытство. Его не было здесь, когда Марко и Наоми жили вместе, и Мирал словно не мог расслышать половину разговора, который вели остальные.

— А как насчёт меня? — спросила Наоми.

— Мы говорили ему правду, — твёрдо сказал Карал. — Своим не врём.

Кин кашлянул. Он смотрел на Наоми искоса, как провинившийся пёс.

— Когда он подрос и стал задавать вопросы, Марко рассказал ему, как ситуация стала тяжёлой. Слишком тяжелой. Матери пришлось отойти от дел. Собраться с силами.

— Ясно, — сказала Наоми. 

Значит, вот что ему говорили о ней. Мать оказалась слишком чувствительной. Слишком слабой. Возможно, с точки зрения Марко это даже могло показаться правдой.

Но как тогда выглядит то, чего она добилась, кем стала? Старпом «Росинанта», выжившая на станции «Эрос», летавшая к новым мирам. С учётом этого, «слишком тяжело» странно звучит. Если только не означает, что она не слишком любила сына, и потому не осталась. Или просто сбежала от него.

— Филипито — кремень, — сказал Кин. — Можешь гордиться.

— А как же, — сказала Наоми.

— Значит, ты летала с Джеймсом Холденом? — Мирал безуспешно старался казаться безразличным. — И как оно?

— Стабильная работа и никаких перспектив повышения, — ответила Наоми, и Кин рассмеялся. 

Спустя мгновение к нему присоединился Мирал, правда, невесело. Только Карал оставался спокойным — возможно, лишь потому, что сосредоточился на плите.