Игры Немезиды

Появились остальные — Джози и Старик Санди. Крылья, как бы его ни звали на самом деле. Круглолицая женщина без одного зуба, которую Наоми раньше не видела. Бритоголовый мужчина со свежими шрамами на тёмной коже черепа, прихрамывающий из-за недолеченной раны на ноге. Они подходили один за другим, кивали Филипу со смешанным выражением почтения и снисходительности. Все знали его лучше, чем она. Все они полетят с ним. В другое время Наоми беспокоила бы эта боль в груди. Сейчас она знала, что это.

Слёзы подступили совсем близко, но ей удалось удержать их, прикусив язык.

— Всё нормально? — спросил Филип.

Она засмеялась, и сердце сжалось сильнее.

— Вполне. Как только обновят реестр, можем предъявить маршрут и лететь.

— Хорошо.

— У тебя есть минутка?

Филип бросил на неё взгляд, в глазах мелькнула растерянность. Спустя мгновение он кивнул, указывая на угол причала. Они отошли в сторону, и остальные не пытались им мешать. Сердце Наоми стучало, как будто она в опасности. Она ощущала в горле биение пульса.

Они остановились возле стены. Филип обернулся к ней. На нее внезапно нахлынули воспоминания о беззубом младенце со счастливой улыбкой, хватающем её палец, понадобилась минута, чтобы выбросить их из головы.

— Я была так рада повидать тебя, — сказала она.

На мгновение ей показалось, что он не ответит, потом она услышала: 

— Я тоже.

— Этот корабль, — сказала она. — Когда всё кончится, он твой, согласен?

Филип взглянул на причал за её спиной.

— Мой?

— Я хочу, чтобы ты его взял. Продай его и возьми себе деньги. Или оставь корабль, если хочешь. Он твой и больше ничей.

Он наклонил голову.

— А ты разве не с нами?

— Я прилетела не для того, чтобы снова присоединиться к вам, — сказала она и вздохнула. — Я здесь только ради тебя. Что бы он ни делал и что бы ни заставлял тебя делать, я в этом не участвую. Ни тогда, ни сейчас.

Долгую минуту Филип молчал и не двигался. Горло у Наоми сжалось, она едва могла дышать.

— Понимаю, — наконец сказал её сын. Сын, которого она опять покидала. Который опять возвращался к Марко и ко всему, чем тот занимался.

— Твой отец — не слишком хороший человек, — Наоми с трудом выговаривала эти слова. — Я знаю, ты его любишь. Я тоже когда-то его любила, но это не...

— Не тебе его судить, — перебил Филип. — Ты помогла нам, и я это ценю. Это всё, что ты готова сделать. Печально и разочаровывает, но он говорил мне, что так может случиться.

— Ты мог бы улететь со мной. — Наоми не собиралась так говорить, но её тут же захватила эта идея. — На моём корабле набирают команду. Мы независимы и хорошо укомплектованы. Полетишь со мной? И мы... мы наконец узнаем друг друга?

Сыну впервые изменила его обычная сдержанность. Между бровями проступили три тонких морщинки, он улыбнулся — смущённо, а может быть, с жалостью.

— То есть, всё бросить посреди дела, — сказал он.

Ей хотелось уговорить его. Хотелось взять на руки и унести отсюда. Хотелось его забрать. Это было больнее, чем то, что она не могла его вернуть.

— Тогда, может быть, потом, — сказала она. — Когда захочешь, скажи. На «Росинанте» есть для тебя место.

«Если Марко тебя отпустит, — добавила она про себя, но говорить не стала. — Если он не станет причинять тебе боль, чтобы наказать меня. — А потом, мгновение спустя: — Боже, как мне объяснить это Джиму».

— Может, потом, — кивнул Филип. 

Он протянул руку, они минуту сжимали запястья друг друга. Он отвернулся первым и отошёл, сунув руки в карманы.

Чувство потери казалось необъятным, и от того, что это случилось не сейчас, было ещё больнее. Она испытывала боль каждый день с тех пор, как ушла. Каждый день, когда жила той жизнью, что выбрала для себя сама, вместо того, чтобы идти вслед за Марко. Эти несколько дней подвели всему итог, и Наоми с новой силой чувствовала трагизм произошедшего.

Она не заметила, как подошли Кин и Карал, пока те не оказались рядом. Наоми вытерла ладонью глаза, рассерженная, смущённая и испуганная — слова могли вдребезги разбить остатки её самообладания. Неважно, сочувственные слова или жестокие.

— Эй, Костяшка, — сказал Кин, глубокий голос звучал тихо и мягко. — Ну что, не уговорила? Филипито, он такой. Знаешь, сейчас он жёсткий, но это потому, что в деле. А так — может быть и весёлым. Даже милым.

— У меня были причины уйти, — сказала Наоми, слова звучали невнятно. — И они не изменились.

— Он твой сын, — сказал Карал. 

Наоми знала, что ответить на обвинение, звучавшее в его голосе.

— Ты знаешь историю про волка, который попал в капкан и грызёт сам себя, чтобы вырваться? — спросила она. — Этот мальчик — лапа, которую я откусила. Мне никогда не быть без него целой, но если не вырвусь — мне конец.

Кин улыбнулся, в его глазах она видела сожаление. Что-то в ней освободилось. Всё было кончено. Она это сделала. Теперь Наоми хотелось только выслушать все сообщения, что Джим ей оставил, и поймать самый быстрый транспорт на Тихо. Она готова уйти.

Кин раскинул руки, и они в последний раз обнялись. Здоровяк обхватил её, она положила голову на его плечо. Она сказала какую-то непристойность, и Кин фыркнул в ответ. От него пахло потом и яростью.