Мозгу Алекса, заполненному лекарствами и паникой, потребовалось несколько секунд, чтобы осознать значение этих слов. У «Бритвы» нет оборонительных орудий или перехватчика торпед, но у направляющейся на Луну флотилии они есть. Алекс ввел данные в систему навигации. Они точно не успеют добраться до марсианских кораблей, прежде чем их настигнут торпеды, но возможно — с трудом, но возможно — оказаться в пределах антиторпедной защиты конвоя. Если он сейчас же встанет на курс. Если марсиане поймут, что происходит, и выстрелят немедленно. И ускорение выйдет за пределы того, что может вынести он или Бобби.
Почти не думая, он включил маневровые двигатели, и кресла с щелчком встали в новое положение, отметив смену курса. Торпеды, похоже, приблизились, скорректировав курс и определив, где будет находиться катер. Алекс послал сигнал SOS на всех стандартных частотах и понадеялся, что тот, кто заметит его на флотилии, умеет быстро соображать. Две сферы — время до столкновения и радиус действия антиторпедной защиты марсиан — не пересекались, но их разделяло всего несколько сотен кэмэ. Учитывая скорости, просто моргнуть не успеешь. Алекс повернулся к приборам медицинского контроля и переключил Бобби вместо вливания «сока» на протокол поддержания жизни.
«Прости, Бобби, — подумал Алекс. — Я бы предупредил тебя, если бы было время, но тебе нужно немного подремать, если не хочешь истечь кровью».
Он увидел, как данные ее жизненных показателей взметнулись и упали, кровяное давление и температура тела рухнули, как камень в океан. Алекс ускорился до пятнадцати g.
Сердце болело. Он надеялся, что не заработал инфаркт, но не удивился, если бы заработал. Идти на пятнадцати g — идиотизм, просто самоубийство. Он ощущал, как под весом ребер и кожи из груди выдавливает воздух. Он не дышал, а хрипел. Но теперь сферы соприкоснулись. Тянулись долгие минуты. Потом от марсианской флотилии отделились пять быстрых объектов. Это заняло до хрена времени, но они приближались. Алекс попытался набрать сообщение, предупредить марсиан, что за ними есть другие корабли, невидимый флот. Но не сумел удержать мысль на достаточное время, чтобы его послать. Сознание расплывалось, вся вселенная разлеталась на куски.
Медицинские системы замигали в сигнале тревоги, и Алекс решил, что это Бобби, всё-таки открылись ее раны. Но это касалось его. Что-то у него в кишках разорвалось. Алекс сбросил предупреждение и снова стал наблюдать, как смерть подбирается всё ближе.
Они не сумеют. Первая торпеда была уже слишком близко. Она попадет в «Бритву» до прибытия спасения. Разве он не этого ожидал? Но кое-что...
Он не осознал, что сменил курс. Это сделали его пальцы. Сферы больше не соприкасались, пока он не переключился в режим столкновения со второй торпедой. И тогда, возможно... Возможно.
Он ждал. Первая торпеда приближалась. Пять тысяч километров. Четыре тысячи. Он сбросил стержень.
Двести километров...
Перегрузка исчезла. «Бритва» еще неслась по космосу, но прекратила ускоряться. Позади первая торпеда исчезла в ядерном взрыве двигателя. Вторая торпеда задрожала и свернула, чтобы избежать расширяющегося облака раскаленных газов, а перед Алексом зажглись четыре огонька, они перемещались по экрану так быстро, что он видел только следы.
Через долю секунды марсианская противоторпедная оборона уничтожила торпеду, но он уже потерял сознание.
Глава двадцать первая
— Бист бьен, Костяшка? — спросил Карал.
Узкий, наскоро оснащенный вельбот был слишком велик для такой маленькой команды. Дрянная конструкция, бесполезное пространство. Не изношен, а просто дешевка. Наоми посмотрела на Карала из-под завесы волос и улыбнулась.
— Быть — в принципе уже неплохо, — пошутила она. — Комо са?
Карал сделал неопределенный жест руками. С годами его волосы тронула седина. Как и щетину на подбородке. А когда-то его волосы были черны, как сам космос.
Карал заглянул ей в глаза, но она не моргнула.
— Должен кое-что сказать.
— Теперь между нами нет тайн, — ответила она, и он засмеялся.
Наоми тоже улыбнулась. Заключенный флиртует с тюремщиком в надежде, что тот подобреет и когда-нибудь поможет. Вдруг так и будет?
Больше всего ее пугало, насколько хорошо она знает правила этой игры. С того мгновения, когда она пришла в себя, Наоми отвечала тем, кто с ней заговаривал, смеялась в ответ на шутки. Она вела себя так, словно ее похищение было в порядке вещей, что-то вроде того, как взять без спроса чужие инструменты. Она притворялась спящей. Впихивала в себя еду, насколько позволял комок в горле. И все обращались с ней, как будто она осталась прежней, как будто можно забыть прошедшие годы и все их противоречия, вернуть ее обратно, словно она никогда и не уходила. Словно она никогда не была кем-то другим. Она научилась прятать страх и гнев с такой легкостью, словно никогда и не переставала.
А может, так оно и есть?
— Это был я, — сказал он. — Помогал с Филипито. Заботился.
— Хорошо.
— Нет, — возразил Карал. — До того. Иногда он был со мной.