Братишки были трёх возрастов. Старшему на вид было за сорок, средний обнимал девушку в спортивном костюме «adidas», а младший был не старше меня. Они говорили наперебой, живо, с природной силой в голосах, как и их сестра. Поочерёдно сжали мою руку в приветствии и по-свойски расселись вокруг стола, освещённого оранжевым солнцем из мочевого пузыря морской рыбы. Следом вошёл скромный худой человек в шляпе, итальянской рубашке в мелкий цветочек и полосатых трусах. Он вежливо поздоровался, сняв при этом на краткий миг свою шляпу, и уселся за пианино, занимавшее пространство у левой стены. У меня сложилось устойчивое уравнение, что все эти люди собираются здесь не в первый раз. Они будто разыгрывали спектакль, который часто репетировали. А вот и музыкальное сопровождение — оригинальный аккорд, выстрел к началу соревнования. Но в проёме появился ещё один персонаж и был он весьма подозрителен — бородатый, заросший, в трениках и будёновке.
— Это Гаврила, — пояснила Ля, — это наш главный и самый важный элемент любой тусовки.
Гаврила расшаркался, прошмыгнул в кухню и тихонечко спрятался в самом тёмном углу под разлапистым фикусом, заняв трёхногий табурет. Я ошарашенным столбом стоял посреди кухни, ища взглядом Профита, как единственное знакомое мне существо, которое могло спасти меня, бросить заветный полосатый круг утопающему, но он уже сидел под светом лампы и обнимал тонкими пальцами фарфоровую кружку с нарисованным толстопузым котиком.
Он знал, о чём говорил в поезде. Спать, по-видимому, сегодня ночью не придётся. Тапёр в шляпе и нелепых трусах начал наигрывать затейливые мелодии, отдалённо напоминающие джазовые импровизации, похожие на известные шлягеры, но я отчего-то не мог припомнить ни один из них. А Гаврила как будто растаял, превратился в святой дух, которого уже никто не замечал и о котором никто не вспоминал, заполняя кухню шутками и плотным густым дымом.
Я продолжал изучать цветочки на рубахе тапёра-пианиста, пребывая в полнейшем ступоре, но потом заметил справа от пианино столик и коробку на нём. Я подошёл и заглянул внутрь. В коробке жила рыжая упитанная морская свинка. Она повела носом точь-в-точь, как и хозяйка «нехорошей» квартиры.
— Я не самка, идиот! — ответила свинка.
Я пригляделся и, наконец, заметил, что на картонном домике, из которого выглядывал домашний питомец, было неряшливо нацарапано: «Здесь был Биня», а сам Биня сейчас сидел, свесив лапки в прорезанное окошко, и смотрел на мир, недовольный тем, что я спутал его половую принадлежность. Сверху на стене висела фотография морского свина в рамке с завитушками и под стеклом, а на железной вставке было выгравировано: «Биня Свининов».
— Приятно… познакомиться, — промямлил я скорее самому себе, нежели свину.
— Аккуратней с ним! — предупредила Ля, — он кусается. Не протягивай к нему пальцы.
Я невольно сжал пальцы в кулак, отойдя от свиных апартаментов, и присел на табурет возле стола, вникая в беседу братьев.
— Ты откуда? — спросил средний, сжимая плечо подруги в «adidas’е».
— Из Москвы, — промямлил я.
— Моё сокровище тоже из Москвы, — торжественно произнёс он, крепче обняв плечо спутницы, — она тоже оттуда. И… — он сделал паузу, — сегодня у неё праздник! — он дал всем прочувствовать ситуацию, — потому что я сегодня добрый! — довольно добавил он и протянул мне пластиковую бутылку, наполненную густым дымом. Я затянулся и передал её по кругу. Гаврила рассмеялся мне из своего угла.
— Почему у вас душевая кабина посреди кухни? — я не нашёл ничего лучше спросить, понимая, что не смогу спокойно спать, пока не узнаю тайну или же первопричину её появления здесь.
— Видишь ли, — увлечённо начала Ля, довольная тем, что сможет рассказать очередную байку, и все взгляды будут обращены на неё, как на приму-балерину, — это был доходный дом… когда-то давно… и туалеты были на улице. Они не планировались вообще. Понимаешь? — она по-мышиному уставилась на меня, ожидая кивка, который я ей незамедлительно предоставил в знак внимания и понимания. — И все ходили мыться в баню. Знаешь, так ведь принято было. В баню ходить. Сейчас-то не актуально, — рассмеялась она, — так что мыться тебе тоже придётся здесь. А туалет, — она предвосхитила назревающий вопрос, — есть в конце коридора.
— Отлично, — улыбнулся я уголком рта, — это какой-то искромётный юмор…
— Да. Это всё шутники-квартиранты, — добавил старший брат, — вон… печень разбухшую над столом повесили, как напоминание о тяготах обильных возлияний.
— Нет, — улыбнулся младший брат, — мы сегодня бухать не будем, а то Гаврила обидится.
— А-ы-и-ели магические кольца? — глотая все согласные, спросил средний, выпуская к потолку облако дыма.
Колец я не видел, зато заметил, что пластиковая бутылка, наполненная новой порцией дыма, оказалась у меня в руках, пошла на второй заход.
— Ты помнишь, как ты начал курить? — вдруг спросила меня Ля.
Я выдохнул дым и переспросил:
— Курить что?
— Ну… сигареты… — она пожала плечами, — вот когда?
Я углубился в воспоминания, ища в лабиринтах коридоров тот миг, когда я впервые затянулся.