СЕКСУАЛЬНЫЕ ДЕЛА НЕОБЫЧНЫ, ПОТОМУ ЧТО ОТ ОБВИНЕНИЯ ТРЕБУЕТСЯ ДОКАЗАТЬ ОТСУТСТВИЕ У ПОДОЗРЕВАЕМОГО ОСНОВАНИЙ ПОЛАГАТЬ, ЧТО ПРЕДПОЛАГАЕМАЯ ЖЕРТВА БЫЛА СОГЛАСНА.
Это может привести к ситуации, когда преступление одновременно и было и не было совершено. Истец могла не дать своего согласия, однако обвиняемый при этом мог обоснованно – хотя и ошибочно – полагать, что согласие было дано.
Стигма – и наказание, – связанные с сексуальными преступлениями, также играют свою роль в этой статистике, поскольку обвиняемые гораздо реже признают свою вину. Только 35 процентов обвиняемых в сексуальных преступлениях признают свою вину. Следующей по количеству признаний вины категорией преступлений является насилие, в котором признают себя виновными 60 процентов обвиняемых. По преступлениям, связанным с наркотиками, виновными себя признают 80 процентов подсудимых (65).
Люди, организующие эти информационные кампании, выражают опасение, что присяжные могут стать жертвами распространенных в обществе «мифов об изнасиловании», таких как предубеждения относительно того, что представляет собой «типичная» жертва или «типичный» насильник. Что определенная манера одеваться или пить означает, что женщина «напрашивается на это»; как «типичная» жертва изнасилования ведет себя после изнасилования и что означает согласие. Несмотря на то что количество обвинительных приговоров в суде по сексуальным преступлениям в целом сопоставимо с другими преступлениями и что судьи дают присяжным четкие указания об опасности стереотипов и мифов об изнасиловании, вызывает беспокойство тот факт, что взгляды, которые обычно выражаются в опросах и в СМИ, неизбежно находят свое отражение среди присяжных. Имеются даже научные исследования, которые показывают, что это может быть реальной проблемой (66).
Вот почему некоторые члены парламента призвали к отмене суда присяжных по делам, связанным с сексуальными преступлениями (67), с заявленной целью увеличить количество обвинительных приговоров в суде.
Я ни в коем случае не являюсь идеологическим противником суда присяжных. Я бы переживал, если бы все решения принимались в одиночку профессиональными судьями, но меня часто беспокоит отсутствие прозрачности системы присяжных – присяжным запрещено разглашать, что произошло во время обсуждения, – и то, что из-за этого невозможно оценить работу присяжных. Тем не менее я бы предположил, что первым шагом перед фундаментальными изменениями должно стать исследование работы присяжных на практике, а не только в смоделированной среде. Будь то требование к присяжным предоставить обоснование их вердиктов, как это происходит в других странах, или разрешение исследователям наблюдать за ходом обсуждения, нам необходимо знать, работают ли присяжные так, как это задумано, прежде чем мы начнем кампанию по их замене.
Причем эти исследования не должны ограничиваться одной категорией преступлений. Ведь из этого следует, что если присяжные позволяют предрассудкам затуманивать их оценку доказательств в одном виде судебного процесса, то и другие тоже подвергаются схожему риску. И хотя в данном обсуждении акцент делается на неправомерных оправдательных приговорах, вполне логично, что повсеместная неспособность прислушаться к предоставленным доказательствам также приводит к несправедливым обвинительным приговорам.
Только вот анализ редко заходит так далеко. Все сводится исключительно к вопросу увеличения числа обвинительных приговоров по одному конкретному типу преступлений.
И это должно вызывать у нас беспокойство. Подобная непоследовательность недопустима. Мы не можем клясться в верховенстве закона и при этом параллельно использовать систему, предусматривающую один способ судебного разбирательства, который мы считаем золотым стандартом, для «нормальных» подозреваемых, и второй, с большей склонностью к обвинительным приговорам, для преступлений, которые мы действительно не можем терпеть. Либо присяжные являются тем, что мы хотим в них видеть – демократическим гарантом свободы, добросовестно применяющим бремя и стандарты доказывания и закон к доказательствам, – либо эта система имеет существенные недостатки, и они с пугающей частотой выносят несправедливые вердикты. Если последнее, то нам необходимо это знать, чтобы внести радикальные изменения в судебный процесс по всем преступлениям, а не только по некоторым. Причем для защиты как обвиняемых, так и истцов.
Все эти информационные кампании подразумевают, что только виновные попадают под суд. Понятия «подозреваемый» и «преступник» используются как взаимозаменяемые, и нас подготавливают к согласию с тем, что уголовный процесс в любом случае должен лишь облегчить неминуемый переход от первого ко второму, причем чем быстрее, дешевле и безболезненнее будет работать этот конвейер, тем лучше.