Именинница

— Но я представлялась только Лорику и в учреждениях… да еще той девушке в поезде, которая хотела поупражняться в английском. Больше я никому не называла здесь своего имени.

Женщина отпустила мою руку и провела пальцем по моей щеке.

— Это ты… несмотря на то, что прошло столько времени.

— Я вас не понимаю.

Теперь ее пальцы касались моего лица. И это не было неприятно, совсем напротив, и потому так странно.

— Теперь я узнаю тебя… этот рот, скулы… Ты выросла, моя девочка, но это все еще ты.

— Кто вы?

— Твоя тетя, младшая сестра папы.

— Тетя?

— Когда-то я держала тебя на руках. Ты клала голову мне на плечо и засыпала. Ты только родилась, когда мы встретились впервые, а года через два стали видеться все чаще. Я клала тебя в коляску, и вместе мы гуляли по улицами Шкодера. Когда тебе исполнилось три года, мы виделись в последний раз, или… я хочу сказать в последний раз перед этим.

Она поцеловала меня в лоб, и это тоже было приятно, даже как-то знакомо.

— Понимаю, о чем ты сейчас думаешь, девушка. Что я могу быть кем угодно. Но посмотри, как мы с тобой похожи.

Я кивнула, хотя и не вполне уверенно. Мне не меньше, чем ей хотелось, чтобы это было правдой.

Так хотелось, что сердце, которое только что порывалось выскочить из груди, теперь в ней танцевало. При том, что я понимала, насколько опасно возлагать на эту встречу слишком большие надежды. Единственной моей семьей все еще оставались Тумас и Анетта, которые вырастили меня, потому что другие родственники почему-то не слишком спешили объявляться.

— Вот смотри… Хочу, чтобы ты на это взглянула.

Женщина взяла сумочку, с которой пришла и которую, когда садилась, положила на ворох одежды возле кровати.

— Вот.

Из сумочки появилась выцветшая фотография. Она лежала там, свернутая рулоном, поэтому я разглядывала ее, придерживая с двух сторон указательным и большим пальцами.

— Узнаешь?

Ребенок двух лет улыбался в камеру, сидя в коляске. Он держал мороженое двумя руками и, похоже, успел перепачкать щеки и подбородок. Молодая женщина тоже глядела в камеру, прижавшись щекой к виску ребенка. Они любили друг друга, это было видно с первого взгляда.

— Да, ее, по крайней мере.

Я показала на женщину, которой, очевидно, была моя гостья, только лет на двадцать моложе.

Она кивнула:

— Да, это я. Но девочку ты тоже должна узнать.

Разумеется, я узнала и девочку.

Точнее — в девочке себя саму.

— Как вас зовут?

Я смотрела на женщину, которая, по-видимому, была моей тетей.

— Веса.

Это имя прошелестело сквозь меня, как ветерок. Тихое, щебечущее, оно заполнило собой все пространство ком- наты.

— Вас зовут Веса…

Фотография снова свернулась, и я ее распрямила, на этот раз большим и средним пальцами.

— И это снимали… здесь?

— В сотне метров отсюда, в центре. Тебе было два с половиной года, мне двадцать пять лет.

Она еще порылась в сумочке и выложила новые фотографии. Та же женщина и тот же ребенок — мне не о чем было спрашивать. А потом я увидела Элиота, Юлию и папу.

— Это мы в ресторане, — пояснила Веса. — Он все еще существует, возле моста через Дрини. Снимала твоя мама.

Этот клочок бумаги был для меня всем. Из пятерых человек на снимке в живых осталось только двое — она и я.

— Но сегодня вечером, Зана, ты не пойдешь ни на какой ужин.

Я вздрогнула. Только что за какую-нибудь пару минут я узнала больше, чем могла представить себе в самых дерзких мечтах. И все же мне не хотелось пропускать встречу с Лориком, который нравился мне не меньше, чем эта женщина.

— Извините, но на ужин я все-таки пойду, — возразила я. — А завтра, если хотите, буду рада снова с вами увидеться. Тогда у нас будет больше времени поговорить.

— Ты никуда не пойдешь.

— Не пойду?

— Пойми, это опасно.

Давно я так не смеялась. Тетя, о существовании которой я не подозревала еще полчаса назад, уже начала за меня беспокоиться. Тумас и Анетта, впрочем, делали это всегда, даже если не подавали виду.

— Вам не о чем волноваться. Мне уже шестнадцать лет, и я выросла в Швеции. У вас здесь, конечно, все по-другому, но я…

Тут я понизила голос до шепота, и не потому, что стыдилась. Просто я не знала, как к этому отнесется Веса. Возможно, она считала, что об этом не принято говорить вслух.

— …в общем, я давно уже не невинна. И у меня есть парень. Даже если он идиот, это идиот, с которым я могу ладить.

— Я не об этом. — Она снова взяла меня за руку.

Фотографии упали на пол, снова свернулись в рулоны.

— Тебе нельзя идти сегодня в ресторан.

— Извините, но вы не тот человек, который может мне это запретить.

Она не кричала, это было бы лишнее. Но я видела, как мои слова растрогали Весу.

— Ты просто никуда не пойдешь, и все.

Ее приветливые глаза, они меня не отпускали. Их взгляд обволакивал, как теплые объятия.

— Ты поняла, что я сказала? Сегодня вечером ты поедешь ко мне, и там я объясню тебе все.

— Но… у меня даже нет его телефона. Если я не приду, что подумает Лорик?

— Он поймет.

— Как он сможет…

— Послушай меня, девушка. Он поймет, если ты не придешь.

Она снова обняла меня. На этот раз не взглядом, а по-настоящему. И это не было похоже ни на что другое. Ничего подобного я не помнила, по крайней мере.