Именинница

— Теперь я знаю, что папу убили. Застрелили из пистолета, я это помню. Думаю, это была расплата за что-то. Но я все еще не понимаю, почему не могу остаться здесь, рядом с тобой. Там, где только и чувствую себя по-настоящему дома.

— Потому что все сходится. Потому что здесь есть люди, которые, как и я, не догадывались о том, что ты выжила. А теперь они узнали об этом. Только, в отличие от меня, не слишком этому рады.

Тут тетя опять взяла меня за руку, как в моей съемной комнате пару часов тому назад. Или она так и не отпускала меня все это время?

— Уезжай. Через четыре часа из Тираны улетает самолет в Швецию. Я отвезу тебя. Ночью у нас больше шансов проскочить незамеченными.

— Что, прямо сейчас?

— Сейчас.

Мы продвигаемся в направлении аэропорта. Тетя выбирает окольные, проселочные дороги. За окнами медленно проплывают маленькие деревушки, скалистые склоны гор. Какие-то животные, расположившиеся на ночлег, разбегаются при нашем появлении. Темнота обволакивает нас, как теплые объятия. Прячет, заботится о нас.

Тетя нервничает, как ни старается держаться. Это хорошо видно, при том что мы с ней слишком мало знакомы, чтобы понимать друг друга с полуслова. Весь вечер она показывала мне фотографии и уговаривала уехать. А когда выводила машину из гаража, страх — самый убедительный довод — сам собой проступил на ее лице.

Пробираться окольными путями займет на час больше времени, но я не опоздаю в любом случае. Мы встречаем не так много автомобилей, что вполне понятно. Кому охота пробираться ощупью по неосвещенной дороге? Тем сильнее тетин страх, когда у подножья горы на нашем пути возникает машина, которая не тормозит и не съезжает на обочину, но становится поперек дороги, блокируя нам путь. «Мигалка» на крыше слепит глаза.

Мы останавливаемся, но сидим как сидели. Я воздерживаюсь от ненужных вопросов, смотрю прямо перед собой.

Вот открывается дверца, и я скорее слышу, как из машины кто-то выходит. Это мужчина, и он движется в нашу сторону. Я не вижу его лица, бьющий в глаза свет позволяет различить только силуэт. Он довольно высок и одет во что-то похожее на плащ, полы которого развеваются под ветром. В правой руке держит какой-то предмет. Мужчина подходит к нашей машине с той стороны, где сидит моя тетя.

Он стучит в окно водительского сиденья. Глядя все так же перед собой, я замечаю краем глаза сигарету в уголке его рта и вьющуюся струйку дыма. Тетя не торопится открывать, и мужчина стучит сильнее. Наконец я поворачиваю голову и чувствую, как меня переполняет безудержная радость. Страха как не бывало, и мне хочется обнять тетю и шепнуть ей на ушко, что бояться нечего. Я знаю этого человека, это Лорик!

— Это он, тетя.

Но тетя не отвечает, все так же смотрит перед собой.

Должно быть, она меня не поняла.

— Слышишь? Это тот парень, который пригласил меня на ужин. Лорик! Открой окно, давай же… Как… это… у тебя делается… Он не дождался меня сегодня вечером и вот решил…

— Сиди тихо, — выдавливает сквозь зубы тетя. — Молчи. Смотри прямо перед собой.

— Но послушай…

— Прямо, я сказала.

Лорик снова стучит, заглядывает в машину. Смотрит на меня. Почему я должна сидеть как истукан?

— Не поворачивайся.

— Тетя, я…

— Что я сказала?

Я снова устремляю взгляд вперед, подставляя глаза слепящим лучам.

Тетя опускает стекло водительского сиденья.

Они обмениваются несколькими фразами. Я ничего не понимаю, но тон дискуссии меня пугает. Голос Лорика неузнаваем, тетя говорит как обычно. Потом поворачивается ко мне:

— Он хочет видеть твой паспорт.

— Что?

— Твой паспорт. Дай сюда…

Только тут я замечаю, что тетю трясет, в буквальном смысле. Она больше не напугана, страх перешел в нечто другое — панический ужас. Кому-то этот оборот покажется слишком высокопарным, но мне не до риторики. Я достаю паспорт, который тетя передает Лорику.

— Ханна Ульсон?

Снова этот режущий голос, как только что у моей тети.

— Да.

Я говорю с ним по-английски, как в кафе. Английский Лорика не намного хуже моего.

— Но мне ты называла другое имя и другую фамилию.

— У меня два имени и две фамилии, Лорик. Обе мои.

— А твои вопросы про Лилаев?

— Что?

— Нам они не нравятся.

— Нам? Не понимаю, какое я имею отношение…

И в этот момент понимаю, что он держит в руке. Пистолет, и дуло направлено на меня.

— Почему ты про них спрашивала? Почему сама назвала себя Лилай?

Мне хочется спрятаться за тетю, которую трясет. Которая молчит, будто проглотила язык. Впервые в жизни я жалею, что я не Ханна Ульсон, как написано в паспорте.

— Отвечай.

Я не очень хорошо разбираюсь в оружии. Все, что я об этом знаю, почерпнуто из гангстерских фильмов…

— Потому что я…

Но этот щелчок означает, что Лорик снял пистолет с предохранителя.

— …потому что Мирза Лилай мой отец.

Странно, но я успеваю разглядеть процесс во всех подробностях. Как его палец отпускает курок. Как во взгляде, который только что был мягким, появляется сталь.

Я даже слышу звук выстрела.

Часть пятая