Император. Книга первая. Павел

– Ох, не забуду первую свою большую битву под Кунецдорфом. Судьба всей Европы стояла на карте. У нас в армии старых солдат меньше половины. Остальные – новобранцы, толком не обучены. Из конницы – пять тысяч калмыков. Те, конечно, отчаянные рубаки, но пушек страсть как боялись. Если бы Фридрих нас опрокинул, то ему ничего больше не мешало захватить половину Европы, а то и Францию со Швецией подмять под себя. Тогда командовал армией Салтыков. Ох и хитрец был. Придумал же выстроить треть войска так, что Фридрих подумал, будто перед ним вся армия. Надавил, напёр пруссак…. У него тактика была такая, косой атакой называлась. Надавит на один фланг, рассеет, и тут же основные силы в центр перебрасывает. Ох и жарко было. Почти все орудия наши захватил. Хорошо в резерв подвезли новые пушки. Пётр Иванович Шувалов тогда начал отливать свои единороги. Решил опробовать в сражении. А Фридрих уж думал все – виктория! Уже в Берлин письмо отправил, мол, победил, готовьте триумф. Да не тут-то было. На его хвалёных лейб-кирасиров калмыки чугуевские кинулись, да побили всех. Прусская конница бросилась назад, да свою же пехоту подавила. А в это время Шувалов как дал залп картечью. Шуваловские гаубицы стреляют далеко, да заряды мощные, а прусские старые пушки их достать не могут. Перемололи армию Фридриха, да потом погнали. Фридрих удирал так шибко, что шляпу свою потерял.

– А потом что?

– Сам знаешь. Остановились. Салтыков, он хоть и хитёр был, да слишком осторожный. Я тогда подошел к нему и попросил кавалерию, чтобы на Берлин идти. А он мне отвечает: Молод ещё советы давать. Наше дело воевать, а думать за нас матушка Екатерина будет.

Суворов засмеялся, потёр ладонью лоб.

– Ну, все! Время позднее, пора почивать. Настасья! – Крикнул он. – Гостю постели в комнате Аркадия.

– Все уж готово, батюшка, Александр Васильевич.

– Спокойной ночи, Семён Иванович. Ты иди, ложись, а мне ещё часок поработать надо. – И Суворов сел за бюро, достал письменный прибор. Осмотрел заточенные концы перьев, капнул из чёрной бутыли в серебряную чернильницу, пододвинул ближе к себе стопку писчей бумаги.

Настасья провела меня в соседнюю горенку, держа перед собой подсвечник. За раздвижной ширмой стояла узкая кровать со взбитой периной. Половицы легонько поскрипывали.

– Дверь не закрывай, иначе замёрзнешь. Печка в доме одна топится, – сказал вслед Суворов. – Если храп мой будет тебе мешать, так стучи в стену. Коль почитать привык перед сном, там, на столе стопка книг, как раз для тебя. Аркадий читал их на ночь, обычно. Но со свечей будь осторожней, хату мне не спали.

– Премного благодарен, Александр Васильевич. Покойной ночи, – сказал я.

– Ага. Приятных снов, юноша.

– Молочка тёплого не хотите, – шёпотом спросила меня Настасья.

– Нет, спасибо, – отказался я. – А свечку оставьте. Может, действительно, почитаю с пол часика.

Баба ушла, оставив сальную оплывшую свечу в нехитром глиняном подсвечнике. Я взглянул на стопку книг и чуть не обомлел. Да это же целое богатство! Хоть на английском, так я и на нем хорошо читаю. Даниель Дефо, «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо». А под ним Джонатан Свифт «Приключения Гулливера». Французские приключенческие романы.

Томик Сервантеса.

Я тут же взял верхнюю книгу, раскрыл, сел на кровать, провалившись в перину, и принялся жадно читать. Но вскоре почувствовал, что клюю носом, а строчки расплываются перед глазами. Целый день верхом, на морозе. Усталость дала о себе знать. Отложил книгу, задул свечу, быстро скинул одежду и забрался под шерстяное одеяло.

* * *

– Барин, Вставай! – Меня тряс за плечо конюх Ванька.

Сорвал одеяло.

– Да что же ты творишь? – возмутился я.

– Скорее, барин! – требовал он. – Александр Васильевич ждать не будет.

– Кого? Где? – не понял я.

Но конюх самым наглым образом содрал с меня исподнюю рубаху и штаны. Накинул на плечи длинный тулуп.

– Это что за безобразие? – закричал я.

– Ой, не пищите, молоко скиснет, – усмехнулся конюх.

Я сообразить ничего не успел, как он меня голого, босого вытолкал на двор. Мороз обжёг лицо, пробрался под тулуп.

Ноги утонули по щиколотку в снегу.

– Поднял? Вот и отлично! – услышал я голос Суворова.

На дворе ещё темно, только небо уже серело от приближающегося рассвета. Седая голова Суворова торчала из такого же длинного овчинного тулупа, что и у меня на плечах.

– Александр Васильевич, это как понимать? – гневно вопрошал я.

– Смирно, поручик! – громко скомандовал он и отбросил тулуп. Суворов оказался голышом. Его жилистое сухое тело казалось вырезано из камня. Ванька тут же его окатил водой из деревянной бадьи, а Суворов захохотал и принялся растираться снегом.

Да он сумасшедший! И Ванька его сумасшедший. Надо бежать! Но я даже не успел додумать, как Суворов сорвал с меня тулуп, и волна обжигающего холода сковало моё тело. Я не мог пошевелиться. Крик ужаса застрял в горле. А Ванька лил на меня со второй бадьи.

– Тащи эту ледышку в баню, – приказал Суворов.