Подготовка к этому второму раунду началась с взаимных комплиментов – оба игрока знали, сколь существенную роль играют хорошие манеры перед тем, как усесться за столик. Трагедия царя Павла была уже в прошлом, равно как и связанные с ней проблемы; все начиналось сызнова. А помимо того, молодой царь, либерализированный Лагарпом, испытывал своего рода восхищение перед "гражданином Бонапарте", в любви к демократии которого он не сомневался, точно так же, как не сомневался в собственной.
Наполеону, желающему упорядочить внутренние дела, крайне важно было быстро заключить мир с Россией. Поэтому, уже 26 апреля 1801 года он написал Александру по этому делу письмо, довольно экономное в формулировках, но и не свободное от куртуазности. Доверенный офицер Бонапарте, Дюрок (впоследствии, великий маршал двора), который привез это письмо в Петербург, услышал от царя такой ответ:
- Моим единственным желанием всегда был союз Франции и России. Мне очень хотелось бы договориться непосредственно с Первым Консулом, открытый и честный характер которого мне хорошо известен.
Как из этого видно – весьма специфичный, приняв во внимание его "открытость и честность", язык международной дипломатии молодому императору не был чужд. Очередной посланник из Парижа, Коленкур, услышал еще большую порцию лести, включая желание "вечного альянса между Францией и Россией".
В такой ситуации подготовка трактата уже не предоставляла трудностей, и мир - устанавливающий разделение сфер влияния на континенте и обязательства невмешательства не в свою сферу – был заключен 8-10 октября 1801 года в Париже. Обеим высоким, заключающим договор сторонам требовалось передохнуть, чтобы начать очередной поединок. Именно это время весьма остроумно и было названо Александром "вечностью". В Петербурге "вечность" оценивали на два – четыре года.
Тайную подготовку к войне Александр начал в 1802 году. Только он не предвидел, что теперь французские учреждения разведки и контрразведки уже не будут такими слепыми курицами, как во времена Павла. В 1803 году французский Тайный Кабинет и так называемый Черный Кабинет[33]
открыли, что Его Превосходительство, посол России в Париже, граф Морков, нагл настолько, что не только под самым носом властей Республики ведет заговорщическую деятельность с англичанами и роялистской фрондой, пытаясь втянуть в свою шпионскую сетку выдающихся чиновников, но что он принимает активное участие в производстве и распространении по всей Франции оскорбительных памфлетов, нацеленных на Первого Консула. Роялистский эмигрант и шпион на услугах у Моркова, некий Кристин, был арестован и помещен в подвалы Темпля под обвинением участия в подготавливаемом роялистами покушении на Наполеона. Разъяренный Консул вызвал Моркова на официальную аудиенцию и рявкнул ему:- Мы не станем с бараньим терпением сносить подобные российские выходки! Я не остановлюсь перед тем, чтобы арестовать любого, кто станет действовать против интересов Франции!
Предупреждение было более выразительным, чем элегантным, поэтому царь незамедлительно отозвал Моркова (его заменили Обрилем), нарочито повесил ему на грудь ленту ордена Святого Андрея и направил резкий протест в Париж. И лишь потом дал "гражданину Консулу" урок аристократических хороших манер. Как-то раз он обратился к идущему за ним послу Франции в Санкт-Петербурге, генералу Эдувилю, и сказал с убийственной улыбкой:
- Почему это вы держитесь сзади, месье Эдувиль? Можете приблизиться без опасений, я не устрою вам такой сцены, как ваш Первый Консул моему министру в Париже.
С тех пор комплименты закончились, зато началась эскалация пинков. В 1803 году Наполеон минирует российскую экономику, "впрыскивая" в нее тонны фальшивых рублей, печатаемых в Париже. Одновременно (октябрь 1803 года), во время беседы с ничего не значащим поляком, он демонстративно осуждает разделы Польши и совокупность российской политики. Ответом стало осуждение с российской стороны "чудовищного убийства" герцога д’Энгиенского. Ответом на этот ответ стала уже цитированная мною заметка в «Мониторе» относительно «апоплексического удара» царя Павла I. Разгневанный Александр резко спросил, по какому это праву Франция самовольничает на территории Пьемонта и Германии, на что Бонапарте вновь ответил вопросом: какое право дает России высказываться по данному делу, если сама Германия молчит? Тогда Санкт-Петербург категорически потребовал, ни более, ни менее, как только: вывода французских войск из Неаполя, выплаты королю Сардинии компенсации за утрату Пьемонта, возврата Ганновера и предоставления России решающего голоса в регулировании итальянских дел. Наполеон оптом выбросил все эти скромные требования в мусорную корзину, Александр отозвал Убри, после чего наступил не только практический, но и официальный конец франко-русской идиллии.