Императорский покер

И вновь страшилка подействовала эффективно. Александр несколько унял свои авансы в отношении Савари и вместе с тем начал первую в этом раунде раздачу. В Тильзите Россия обязалась посредничать в переговорах между Англией и Францией, и в случае, если бы Альбион на такие переговоры не согласился – вообще порвать с ним всяческие отношения. Лондонский кабинет, что можно было предвидеть, на эту тему вообще не желал дискутировать, так что разрыв произошел. Официально. Неофициально же – тайный посланник царя завез в Лондон заверения о постоянной дружбе между Россией и Великобританией, дружбе, которую временно следовало скрывать перед общим врагом.

Но скрыть не удалось. Савари был слишком опытным разведчиком и никак не поддался на сладкие словечки и улыбки, а у французских шпионов в Лондоне и Петербурге имелись уж очень хорошие связи. Уже 24 января 1808 года Наполеон обо всем узнал и понял, что игра будет более сложной, чем ему казалось. И у него в голове начал проклевываться некий план…

Мы несколько опередили течение событий, и теперь нам надо немного отступить, чтобы узнать первые карточные фигуры обоих партнеров: вот уже несколько месяцев как аккредитованных на берегах Сены и Невы послов – Коленкура и Толстого.

Маркиз Арман Августин Людовик де Коленкур (1773-1827) был родом из старинного пиккардийского семейства и имел массу достоинств. Это был выдающийся господин, с изысканной осанкой, прекрасными манерами и чарующей внешностью; человек светский, прекрасный "causeur" (собеседник – фр.) и модник. Глядя на него, хотелось сказать, что внешняя красота – это еще не самый большой недостаток мужчины, поскольку существует еще и глупость. Сам он считал себя опытным дипломатом, что остается в гармонической связи с наблюдением Оскара Уайльда, что "собственную глупость люди обычно называют опытом".

На свою беду опытным считал его и Наполеон, и это было одной из величайших глупостей, совершенных этим изысканным знатоком людей и мастером политики по работе с персоналом. Бонапарте сам переводил "Князя" на французский язык и постоянно старался действовать в соответствии с указаниями из главы XXII "О министрах". Головное послание Макиавелли из этой главы звучало: "Но каким образом князь может узнать ценность министра? Вот один, верный способ. Обрати внимание на то, а не занимается ли он больше собственными делами, чем делами государства; если в собственных поступках он заботится лишь о собственной выгоде, тогда не может он быть хорошим советником и не заслуживает доверия".

Коленкур, собственно, и не заслуживал доверия, поскольку в течение многих лет своей деятельности в характере офицера, депутата, посла и, в конце концов, министра иностранных дел Франции он был плохим советником – в течение всего этого времени он советовал своему хозяину все, что было полезно для Александра, а Наполеон не обратил на это внимания, во всяком случае, не такой степени, в какой должен был бы это сделать. Коленкур попросту влюбился в царя (что свидетельствует о том, что и сам Александр был недюжинным чародеем – царю не удалось очаровать Савари, зато штука вышла с Коленкуром), и французский дипломат сделался уже не русофилом, но царефилом. Даже в 1812 году, когда война была неизбежной, а спесь царя нарастала изо дня в день, "маркграф де Коленкур, очарованный благородством самодержца и оказываемым ему лично доверием, еще сдерживал громы в руке своего повелителя" (Потоцкая).

Первый раз Коленкур был послан с дипломатической миссией в Петербург в 1801 году, будучи всего лишь полковником стрелков. Высланный в качестве посла в 1807 году (к этому времени он уже был генералом и Великим Конюшим Империи), он с места был опьянен царем и начал вести себя словно робкая девонька-подросток в присутствии обожаемого ею актера-кинозвезды. Александр сразу же заметил посредственность этой креатуры и, имея ее в руках, вместе с тем, желая удержать ее как можно дольше, искупал Коленкура в дожде милостей, наград, вежливых слов и даже интимностей, допустил чуть ли не в семью и практически дословно "носил на руках". Коленкур – посол величайшей державы тогдашнего мира – чувствовал себя все время словно та девочка-подросток перед первым поцелуем от знаменитого любовника. Пускай снаружи и наполненный богатством и достоинством, француз все время болел отсутствием свободы и естественности, что было видно; вдумчивый наблюдатель мог бы встать рядом, чтобы поддержать месье посла, когда тот споткнется о собственные сапоги. Таким вдумчивым наблюдателем был посол Сардинии, Жозеф де Мейстр: