Большая часть людей, которая ничего не знает относительно той войны. Все свои знания берет из двух живописных полотен и нескольких десятков офортов Гойи (“Los desastros de la guerra” – "Ужасы войны" (исп.)), изображавших жестокости со стороны французов, равно как и из тенденциозных монографических работ, иллюстрированных упомянутой иконографией. Такое "знающее" большинство представляет себе, будто бы каждый француз, перешедший в 1808 году Пиренеи, автоматически превращался в маркиза де Сада. Лично я принадлежу к тому меньшинству, которое знает, что французы – хотя и убивали сражавшихся с ними повстанцев и грабили население – были далеки от жестокости, то есть от издевательств и пыток. Зато испанцы массово применяли такие средства, как варка людей живьем (в воде или в масле), распиливание живьем, разрывание (опять же, живьем) деревьями и сжигание (тоже живьем). Только лишь в ответ на это французы начали вешать или расстреливать чуть ли не каждого подозреваемого, что было самоубийственным предприятием, поскольку теперь к восстанию присоединился и остальной народ, до сих пор не активный, и с тех пор это и вправду превратилось в общенациональную герилью с чудовищной эскалацией жестокости с обеих сторон.
Французы не могли выиграть той войны по трем причинам: потому что против них выступил практически весь народ; потому что испанцам помогали все новые и новые английские армии; и потому что "бог войны" в это время постоянно сражался на другом конце Европы (всего лишь раз он очутился в Испании лично и тогда французы смогли побеждать без труда – то было время Сомосьерры), а его действующие на полуострове маршалы были к тому времени усталыми героями.
И это вам уже вся правда. Столь грубое закрытие темы, возможно, выглядит довольно вульгарно – но все было именно так; имеется достаточно много опубликованных трудов на тему Испании в 1808-1814 годах, чтобы мое меньшинство эту правду знало. Извратители, которые излагают это иначе, «забывают» сообщить своим потребителям, что когда Испания уже изгнала Бонапарте за Пиренеи и возвратила власть Бурбонам, те же самые Бурбоны сжали Испанию в таких клещах феодальной тирании, что страна завыла от боли, и всего лишь годом позднее (1815) тот же самый испанский народ, узнав, что Наполеон сбежал с Эльбы и возвратился в Париж, выслал к нему делегацию… с мольбой о помощи! В состав этой делегации входили дворяне, горожане, либералы всяческих оттенков (сегодня часть из них мы бы назвали даже коммунистами) и даже герои-герильясы, которые еще год назад сражались против корсиканца за дело Бурбона, и которых теперь тот же самый Бурбон упаковывал в тюрьмы (даже знаменитого Мину) поскольку теперь они начали мечтать о равенстве людей. Хватило года, чтобы они поняли, что сражались за кого-то, гораздо более худшего, чем Наполеон, и потому пришли к бывшему врагу с просьбой о помощи[86]
. Только было уже поздно. Ватерлоо стало поражением и для них. И это тоже правда, которую следует знать.Но не для того, чтобы провозглашать эту истину, я посвятил столько места Испании в описании шестого раунда императорского покера. В моем сообщении ничего не делается по ошибке или по случайности. Дело в том, что если бы не испанская война, повторная «встреча великанов» возможно вообще не состоялась, то есть, не состоялось бы повторное и уже последнее заседание обоих партнеров за неподдельным столом с четырьмя деревянными ножками. Думаю, причина достаточная?
22 июля 1808 года на сожженной солнцем равнине Андалузии испанцам сдался окруженный преобладающими силами противников французский корпус генерала Дюпона. Это была почетная капитуляция, которую испанцы незамедлительно нарушили, размещая военнопленных на понтонах Кадикса и на островке Кабрера в столь чудовищных условиях, что большинство французов не прожило и года. Со стратегической точки зрения капитуляция под Байлен была мелочью – ну ладно, было потеряно семнадцать тысяч солдат несколькосоттысячной великой армии. С пропагандистской точки зрения это была катастрофа – наполеоновская армия впервые была побеждена, и Европа увидела, что людей "бога войны" побеждать все же можно! На величественном фасаде Империи появилась первая трещина…
Наполеон сразу же вено оценил колоссальное значение капитуляции под Байлен. В первом пароксизме гнева он осудил Дюпона за измену и посадил в казематы форта Жу. Затем он понял, что обязан лично отправиться в Испанию и затушевать впечатление от тог поражения. Но у него за спиной имелась Австрия, которую Байлен привел в состояние мобилизационной горячки, а также смертельно опасного "брата". Потому перед поездкой за Пиренеи он решил встретиться с этим "братом" и обновить перемирие в Тильзите – еще раз очаровать Александра, засыпать проектами и обещаниями, нейтрализовать.