Императорский покер

Символический жест: "великаны" обменялись шпагами. Находясь среди русских, Наполеон рассыпал налево и направо подарки и знаки отличия. Царь не давал себя опередить, так что на французскую свиту пал настоящий град его миниатюр, табакерок, орденов Святого Андрея Первозванного и перстней с бриллиантами. А уже на обе свиты – стоцветный дождь фейерверков, таких же красивых темной ночью, как искусственные огни взаимной любви императоров в покрытом мраком колодце их замыслов. Короче: один громадный театр.

Наполеон всегда считал, что большой театр требует для себя малого театра. Потому-то он доставил в Эрфурт самых лучших парижских актеров, с Тальмой во главе, и чуть ли не ежедневно наши оба партнера усаживались в театре. В те времена привилегированные зрители занимали театральные ложи, партер оставался для плебса. В Эрфурте для императоров выстроили подиум перед сценой, в том месте, где обычно играл оркестр, и там поставили пару кресел. Все остальные: короли и князья, сидели сзади, и потому Европа насмехалась, что "Эрфурте партер состоял из королей".

Играли исключительно классические трагедии: Корнель, Расин и Вольтер. "Цинна", "Андромаха", "Британник", "Митридат", "Смерть Цезаря", "Магомет", "Эдип". А Мольера Наполеон исключил, говоря:

- В Германии его бы не поняли.

Перечисленный репертуар не был случаен; Бонапарте не любил полагаться на случай. В этой раздаче карточными фигурами должны были быть настоящие актеры. В каждой из упомянутых пьес были фрагменты, словно закодированные послания, предостережения, напоминания, и Наполеон приказал своим комедиантам акцентировать их, поворачивая лицо к Александру. Например:

Но покушение – где цель: сверженье трона

Прощает небо нам, беря сей грех себе.

И кто решится на такое – он свободен от вины,

Повсюду безопасен он, уж что бы не задумал.

(Пьер Корнель "Цинна", пер. Вс. Рождественского)

Твои уста нам мир гласят,

Но сердце – знает ли об этом?

(Вольтер "Магомет")

"Не только света покоритель и завоеватель –

Пускай зовется: мира он герой великий"

(Вольтер "Эдип")

Александр молниеносно почувствовал смысл этой игры и восхитительно подстроился к ней. Разве не был он "Тальмой севера"? Когда в "Эдипе" актер, играющий Филоктета, высказал реплику: "Дружба великого человека есть даром небес!", царь вскочил с места и демонстративно начал обнимать Наполеона.

Оба великих виртуоза политического покера и политического актерства разыграли всю эту театральную раздачу чудесно.

Многие позволили себя обмануть, и тогда, и потом. Старый глупец Тьер в своей многотомной "Истории Консульства и Империи" напыщенно распространялся о том, как во время прогулок верхом "император Александр высказывал Наполеону даже наиболее скрытые порывы своего сердца", и удовлетворенно цитировал слова, которыми царь все время дарил своих слушателей:

- Наполеон – это не только великий деятель, но к тому же еще наилучший и милейший человек под солнцем!

Камердинер Констан тоже не заметил актерских масок и умилялся впоследствии в своих мемуарах:

"Оба монарха оказывали один другому самую сердечную дружбу и полнейшее доверие. Чуть ли не каждое утро царь Александр приходил в спальню Его Величества и фамильярно болтал с ним. Однажды он увидел несессер Императора и выразил свое восхищение ним. Несессер тот стоил шесть тысяч франков, в него входили приборы из позолоченного серебра, он был замечательно распланирован, а граверские работы выполнил ювелир Бьенне. Как только царь ушел, Его Величество приказало мне взять идентичный несессер, присланный как раз из Парижа, и отнести его во дворец царя".

Нам известно, что Шульмайстер по приказу Наполеона облавно подгонял царю дамочек, но в Эрфурте частенько проводились и охоты с самыми настоящими облавами. Крупнейшую охоту устроил Великий Герцог Веймарский в лесу Эттерсбург между Эрфуртом и Веймаром. Господа с ружьями "подстерегали" в ложе изысканного павильона, вокруг которого на тесном, огороженном пространстве сталкивались друг с другом выловленных заранее оленей, простых и благородных, серн, зайцев и всякого другого зверья. Достойные охотники достигли значительных успехов, и им совершенно не мешало то, что следующей ступенью подобного рода "охоты" могло быть уже только лишь подвешивание связанной дичи на балюстраде ложи.

В ходе небольшого антракта, в Веймаре, случилась встреча, возможно, даже гораздо большая, чем эрфуртская. 2 октября 1808 года, в девять утра, встретились Наполеон Бонапарт и Иоганн Вольфганг Гёте, то есть – встретились две легенды. Друг друга они ценили уже издавна, только лишь по слухам и по печатному слову. Они долго разговаривали об искусстве, литературе, театре и о творчестве Гёте.

- Вот почему вы изобразили это подобным образом? – спросил император о каком-то фрагменте "Вертера", по его мнению, фальшивом.

- Чтобы произвести эффект, который природа сама родить не может, поэт может иногда, по моему мнению, обратиться к иллюзии, - ответил на это поэт.