Империя и христианство. Римский мир на рубеже III–IV веков. Последние гонения на христиан и Миланский эдикт

Процесс был объективным и винить Константина за то, что он не справился, нельзя. Наоборот, можно удивляться тому, как искусно он сочетал военные действия с дипломатией, как умудрялся одновременно наносить точные и болезненные удары, парализуя на время то одного, то другого противника, а с помощью дипломатии то находить, пусть и временные, компромиссы, а также стравливать варварские племена друг с другом. А ведь в то же время шли безостановочные работы по созданию вдоль Рейна почти непрерывной линии мощных крепостей. Крепости эти со временем превратились в многонаселенные города и процветают в наше время. Среди них – Кельн и Вейсбаден, Майнц и Гейдельберг, Нимвеген и Вормс, Страсбург и Регенсбург[22].

Пять лет, проведенных на Рейне, были для Константина серьезным и важным испытанием. Он впервые выступал не как исполнитель, а как главнокомандующий. Испытание это он выдержал блестяще. Именно отточенному искусству Константина как стратега и тактика предстояло компенсировать недостаточную численность его армии, нацеленной на Италию. Если верить источникам, перед началом войны с Максенцием он имел не более сорока тысяч легионеров, т. е. вдвое меньше, чем противник. Правда, войска эти были испытаны в боях и, надо полагать, качественно превосходили легионы Максенция.

А у Максенция, между тем, все очевиднее обнаруживалось главное слабое место – его отношения с населением. Причем со всеми сословиями. И не только с христианами, но и с язычниками. И не только с Церковью, но и со всеми древними и новыми институциями.

Каких-либо пристрастий Максенций не имел и был совершенно равнодушен и к языческой религии, и к христианству, равно как равнодушен он был и к наукам, и к литературе, и к искусствам. Единственное, чем он увлекался, была архитектура, но и здесь – как это слишком распространено у тиранов – его увлекали грандиозность размеров и роскошь[23].

Архитектура привлекает всех правителей тем, что через нее можно выразить собственное величие и утвердиться во времени: оставшиеся грядущим потомкам храмы, дворцы и общественные сооружения, такие как цирки, стадионы, театры, базилики (т. е. залы собраний) и т. д. являются своеобразным автопортретом эпохи, со всей полнотой выражая ее идеологию. Страсть к строительству имел и Диоклетиан. В не меньшей степени это будет выражено позднее и у Константина, заложившего огромный город на берегах Босфора, ставший столицей Православной империи и величественным памятником своему основателю.

Так что интерес к архитектуре у Максенция – не более чем отражение его главной страсти, каковой была власть неограниченная, тотальная. Именно по этой причине его взаимоотношения с Церковью обострились. Дело не в том, что Максенций имел какую-то особую неприязнь к христианству – этого как раз и не было. И не в том, что ему пришлось столкнуться с какими-то очень выдающимися и амбициозными римскими епископами – как раз личности римских епископов в эти годы маловыразительны: сведений о епископах Рима Марцелле, Евсевии и Мильтиаде практически нет. Правда, тот факт, что за столь короткое время сменилось три святителя, причем в течение примерно двух лет в Риме епископское место пустовало, свидетельствует о несомненном конфликте власти и Церкви в Италии.

Но как не быть конфликту? С одной стороны, Максенцию приходилось считаться с христианами, которые представляли очень значительную и самую сплоченную часть общества. Их организация – Церковь – обладала огромным авторитетом, колоссальным влиянием во всех сословиях, имела уникальный способ выживания и, как казалось, безграничными ресурсами, что людскими, что интеллектуальными, что материальными. Ни Диоклетиан, ни Галлерий, ни Максимиан Геркулий оказались не способны сокрушить Церковь, и это внушало невольный страх. С другой стороны, Максенций ненавидел столь монолитную самоорганизацию христиан, поскольку они мешали установлению деспотического режима.

В 307-310 годах Максенций не без успеха и с явной выгодой для себя делал вид, что симпатизирует христианству. Конечно, Максенций – личность крайне непривлекательная, даже отталкивающая. Историки превратили его в нечто гротескное в стремлении противопоставить Константину, но, судя по всему, если и сгустили при этом краски, то ненамного. Но его линейный и жестко ориентированный на сохранение власти ум оказался в состоянии понять, сколь он зависим от лояльности христиан.