Константин был учеником способным, хватким, памятливым на детали и умеющим делать обобщения. Десять лет военных походов основательно закалили его и позволили ему проявить себя, как воина выносливого, исполнительного и инициативного. Он быстро рос в чинах, дослужившись к моменту отречения Диоклетиана до трибуна-латиклавия, т. е. заместителя военного легата (командующего легионов), но все же самостоятельного опыта в командовании крупными соединениями у него не имелось.
Император Константин
Константину было за тридцать, когда он смог применить свои знания уже именно как стратег, но не на востоке, а на севере – против варваров. Но как ни ценен был пятилетний опыт военных действий на Рейне, все же война с варварами имела специфический характер хоть и активной, но обороны, с короткими ударами с опорой на многочисленные римские крепости. Когда Константин перешел Альпы, ему было уже сорок лет – возраст расцвета и для полководца, и для политика. Но ему впервые пришлось столкнуть с армией, равной по качеству, воспитанной на тех же, что и он, принципах стратегии и тактики. И при этом армии многочисленной и преданной своему вождю, с командирами опытными и отважными. Константин за предельно короткое время понял, что на тактическом пространстве у него нет шансов на победу. Он обыграл противника стратегически, совершив неожиданный фланговый маневр, навязав противнику фантастический темп, не дающий времени осмыслить происходящее, проявив смелую изобретательность в методике боя что в обороне, что в наступлении. И добился решительной и полной победы. На юг, к Риму, он устремился с верой в свои силы. Был октябрь 312 года.
Равенна
Но полную победу торжествовать было рано. В Риме у Максенция была огромная и даже не думающая об измене своему императору армия. Случись на месте Максенция быть его отцу, Максимиану Геркулию, и тогда шансов на победу у Константина было бы немного. Константин – и это очевидно – обладал большим талантом, прекрасной армией, однако численно уступающей и утомленной боями и быстрыми переходами. На стороне Максимиана были огромный военный опыт и личная отвага, а также многочисленная, сытая и отдохнувшая армия. Но вместо покойного Максимиана был Максенций, в полководческом деле явление весьма заурядное, к тому же лишенное элементарной мужественности. Он, конечно, предпочел бы отсидеться за могучими римскими стенами, которых в свое время убоялся даже Ганнибал. Для такого военачальника, как Максенций, это было бы не худшим вариантом. Однако на длительную осаду можно было решиться только в том случае, если бы население Вечного города единодушно поддерживало императора.
Но город затаил ненависть и готов был взорваться мятежом. Собственно, Константин на мятеж и рассчитывал. Пожалуй, его решительность в немалой степени имела в своем основании именно этот фактор. Римляне, с нетерпением ожидая армии Константина, на это все же не решились. Но и Максенций вынужден был вывести свои легионы из города. Окрестности Рима знали за историю множество сражений, много их еще будет и в последующие века. В Лациуме достаточно места для расположения большой армии, желающей использовать свое численное преимущество. Максенций, не долго думая, вывел свои легионы (от 75 до 100 тысяч человек) к Мильвиеву мосту, расположенному в трех верстах от нынешней Пьяццадель-Попполо, на северной стороне старого римского Марсова поля. Здесь обычно проходили сборы республиканских легионов на Мартовских идах, здесь обычно упражнялись легионеры, здесь же и собирались издревле войска, чтобы выступить в поход, и если путь их лежал на север, то они шли именно по этому мосту и далее по Фламиниевой дороге.
Мильвиев мост
Он существует и сегодня, этот мост. Правда, последние поколения знают его как «мост поцелуев», и именно с него началась в 1992 году традиция вешать на ограждения мостов замки в знак прочности брачных уз и вечной любви. Впервые этот мост упоминается Титом Ливией в 207 г. до Р.Х. – тогда это была деревянная конструкция. Свой нынешний шесигарочный профиль, поднятый на высоту четырехэтажного дома над Тибром, мост приобрел, когда его в камне перестроили по приказу цензора Марка Эмилия Скавра в 109 г. до Р.Х., во время Югуртианской войны.