Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Несмотря на отсутствие «законных» способов приобретения икон и прочих предметов религиозного искусства, эксперты все же добивались открытия официальных каналов обмена: в 1882 году президент Императорской Академии художеств великий князь Владимир Александрович обратился к обер-прокурору Синода К. П. Победоносцеву с просьбой разрешить художникам и архитекторам, нанятым Академией художеств, производить изучение и учет старых предметов, имеющих художественную ценность, но уже не использующихся в религиозных ритуалах, а при необходимости и забирать их из церковных ризниц для музея Академии[647]. Победоносцев ответил отказом, ссылаясь на правила, принятые Лаодикийским собором, и на то, что у Православной церкви имелись собственные музеи в Киеве и Петербурге, более подходящие для хранения древних предметов религиозного искусства[648]

. В апреле 1890 года Московское археологическое общество, остававшееся неофициальным покровителем Исторического музея, направило Победоносцеву прошение о том, чтобы священникам было приказано присылать старые иконы, церковное облачение и утварь в Исторический музей на предмет их покупки, вместо того чтобы сжигать их или продавать спекулянтам[649]. Победоносцев и на этот раз отказал, снова сославшись на неуместность выставления священных вещей напоказ и на существование специальных хранилищ религиозного искусства при епархиях[650]

. В его глазах археологи посягали на собственность церкви в виде ее материальных и духовных активов. Спустя несколько месяцев Общество подало в Синод новое прошение – чтобы ему было позволено собрать старые иконы и ритуальные принадлежности для временной выставки старого религиозного искусства в Москве. Победоносцев отклонил и эту просьбу на том основании, что демонстрация религиозных предметов перед «любознательными лицами, хотя бы и в целях научных, не соответствовала бы тем благоговенным чувствам, с коими православные относятся к сим священным предметам»[651]. В 1891 году Московское археологическое общество обратилось в Синод с просьбой отдать ему старые иконы из собора Онежского монастыря в Архангельской губернии, которые были заменены на новые[652]

.

Противостояние археологов и Православной церкви все же принесло первым ряд «побед». Один из наиболее поучительных случаев из истории этой конкуренции за контроль над историческими сокровищами вспоминает в своих мемуарах П. С. Уварова. Она с гордостью описывает, как ей удалось «спасти» православную реликвию, Мстиславово Евангелие (ок. 1117), которое было в 1551 году отреставрировано по приказу Ивана Грозного, после чего находилось в алтаре Архангельского собора в Московском кремле.

В 1893 году Уварова узнала, что в соборе вспыхнул пожар:

Я поскакала немедленно в Кремль и, войдя в собор, стала требовать вынести мне Мстиславово Евангелие, которое заведомо должно было храниться в соборе. Впопыхах меня сперва не узнали и отвечали грубым отказом, но когда я возвысила голос и назвалась, причетчик побежал за священником, который и вынес мне требуемое сокровище, удивляясь моей настойчивости и боязни за Евангелие. Оказалось, что оно находилось (к сожалению, нельзя сказать «хранилось») в простом, всегда распертом деревянном шкапчике в алтаре, и так как духовенство не понимало его драгоценности, то оно постоянно было в руках раскольников и имело весьма неприглядный вид.

Пока Уварова спорила с церковниками, пожар уже потушили, и забрать реликвию ей не удалось:

Я вызвала только главного пресвитера, объявила ему важность Евангелия для науки, просила для большей сохранности завернуть его и не дозволять причетчикам выносить его старообрядцам, которые замазывают грязными руками не только текст, но и миниатюры[653].