Разумеется, высшие церковные власти не хуже археологов осознавали необходимость охраны религиозных сокровищ. Синод, стремясь оградить свою независимость в деле хранения и реставрации религиозных древностей, создал параллельную сеть архивов и хранилищ, церковно-научных обществ и археологической экспертизы; в учебном плане духовных академий появились новые предметы, включая «христианскую археологию», а некоторые епископы – такие, как епископ Новгородский Арсений[662]
– приобрели репутацию энтузиастов археологии и истории искусства. Создание собственной системы охраны памятников позволило Синоду претендовать на независимость от контроля со стороны экспертов: когда в 1905 году в предложенном проекте закона об охране исторических памятников был поднят вопрос о создании централизованного ведомства по защите, сохранению и учету исторических памятников, Синод выступил с решительными возражениями против возможного подчинения церквей и их собственности светским учреждениям. Однако неоднократные случаи расхищения коллекций церковно-археологических музеев и ризниц заставляли прислушиваться к требованиям научных кругов, частных коллекционеров и «охранителей». Один из самых вопиющих случаев – печальная судьба церковно-археологического музея в Смоленске – получил огромную известность и сыграл решающую роль в признании неспособности церквей позаботиться о сохранении реликвий. Впрочем, данный случай заслуживает особого внимания не как доказательство заботы или ее отсутствия со стороны духовных властей, а как иллюстрация к общественной истерике, вспыхнувшей вокруг вопроса об охране памятников. Он демонстрирует огромное разнообразие идеологических установок, предубеждений и точек зрения по вопросу об охране «священной собственности», которые в дальнейшем фигурировали в многочисленных дискуссиях по проблемам публичной охраны памятников, частного коллекционирования и церковной собственности, не стихавших долгое время после того, как «Смоленское дело» было закрыто.В июне 1907 года в журнале «Исторический вестник» была напечатана статья Александра Жиркевича, бывшего военного юриста, археолога-любителя и писателя, носившая название «Еще один археологический покойник». В статье описывалось разорение церковно-археологического музея в Смоленске. Жиркевич разослал оттиски своей статьи ряду видных лиц, включая П. С. Уварову, которая передала статью обер-прокурору Синода П. П. Извольскому. Синод начал официальное расследование, в ходе которого выяснилось, что в 1898 году епископ Смоленский Петр расформировал музей, созданный в 1896 году одним из его предшественников, епископом Никанором[663]
. Петр переместил коллекцию из Тимофеевских палат в неотапливаемый коридор между Успенским собором и бывшим музеем. Часть коллекции, включая иконы и кое-какую церковную утварь, была возвращена в собор; нумизматическая коллекция, заметно поредевшая, оказалась на квартире у директора местной семинарии; рукописи были сложены в деревянном шкафу с разбитым стеклом в бывшей кухне, а местонахождение других предметов выяснить не удалось. Археолог Андрей Титов из Императорской Археологической комиссии и Бродский, представитель архива Синода, засвидетельствовали плачевное состояние бывшего здания музея, где теперь проживали родственники епископа. Церковь, в которой находилась усыпальница смоленских церковных иерархов, была усеяна окурками, а многие ценные предметы, числившиеся в описи, отсутствовали. Все это было зафиксировано на фотоснимках, сделанных в ходе расследования[664]. Кроме того, было подтверждено, что ряд ценных вещей из церковной ризницы приобрела для своего музея «Русская старина» частный коллекционер княгиня М. К. Тенишева. Епископ Петр, пытаясь доказать свою невиновность, называл экспонаты грудой «черепков» и обвинял экспертов в том, что те объявляют ценными вещи, которые, по его словам, на самом деле ничего не стоят[665].