Данное дело также способствовало укреплению позиции малочисленного сообщества экспертов по отношению к священной собственности. В памятной записке, написанной, вероятно, Д. И. Толстым для комиссии по «Делу Брягина», иконы из церквей назывались «государственной собственностью», которую Русский музей как государственное учреждение был вправе забирать из мест их первоначального нахождения с тем, чтобы дать к ним доступ тысячам посетителей и сохранить их для потомства. Никакой законной процедуры передачи неиспользуемых икон музеям не существовало, и в памятной записке указывалось, что государству следует помогать музеям спасать древние памятники от уничтожения и передавать иконы в музеи[726]
. В другой анонимной памятной записке содержался проект создания комитета экспертов, уполномоченных «беспрепятственно осматривать находящиеся в церквах, казенных, общественных и церковных хранилищах иконы, предметы церковной старины и описи церковного имущества», получать их «для рассмотрения, изучения и копирования» и по соглашению с епархиальными властями распределять наиболее ценные иконы между музеями, предоставляя церквям бесплатные копии[727]. В общих чертах этот предполагаемый комитет носил сходство с большевистским Музейным фондом, задуманным как хранилище сокровищ искусства, изъятых из частных коллекций и забранных из публичных музеев для перераспределения между центральными и местными музеями.Почему государство должно было наделять экспертов такими полномочиями? Почему иконы и другие произведения искусства следовало вывести из-под действия законов о собственности? Художники и археологи едва ли могли предложить оригинальную аргументацию: их ссылки на особую ответственность перед потомством и на необходимость экспертизы при обращении с памятниками носили большое сходство с аргументами, посредством которых отстаивалась необходимость охраны других общих вещей. Например, автор первой записки, доказывая особый статус икон, сравнивал их с «тяжело больными» людьми: «Иконы болеют и органическими болезнями, и заразными»[728]
. Мы уже сталкивались с этим аргументом, выдвигавшимся применительно к лесам. Более того, иконы не являлись такой же собственностью, как другие предметы, и не всякий владелец (и не всякая церковь) был способен обращаться с ними подобающим образом: условия, требуемые для сохранения памятников, могли быть созданы лишь в государственных музеях, приобретающих в этом смысле сходство с больницами и приютами.