Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Другая примечательная деталь, подчеркивающая значение «Дела Брягина», заключается в том, что церковь начала медленно отступать перед общественными интересами, возможно, осознав, что процесс секуляризации религиозного искусства в смысле раскрытия его нерелигиозного смысла уже невозможно остановить. Одним из главных событий, восхищавших современников и трактуемых историками как признак нового этапа в процессе открытия иконописи, была знаменитая выставка икон, устроенная Московским археологическим институтом в выставочных залах Делового двора[729]. Но на этой выставке демонстрировались шедевры из частных собраний (коллекций С. П. Рябушинского, И. С. Остроухова, Д. И. Силина, Н. П. Лихачева и др.) и научных собраний публичных учреждений[730]

. Ни одна из икон, выставленных в Деловом дворе, не была взята из церквей. С точки зрения нашего сюжета большее значение имеет другая выставка, состоявшаяся в том же году, но не получившая такой же известности. По случаю трехсотлетия династии Романовых (1913) Юбилейная комиссия Синода устроила выставку подарков (вкладов) первых Романовых монастырям и церквям в окрестностях Москвы: церковь впервые в истории открыла свои ризницы и выставила напоказ шедевры русского искусства XVII века (выставка проходила не в светском музее, а в Чудовом монастыре)[731]. В 1915 году в залах музея барона Штиглица в Петрограде открылась еще одна выставка, устроенная комитетом великой княжны Татьяны Николаевны для оказания помощи жертвам войны; на этот раз глазам публики предстали сокровища из ризниц церкви Зимнего дворца, Александро-Невской лавры, Петропавловского собора и других хранилищ и частных коллекций[732]

. Судя по всему, для получения экспонатов из церквей потребовалось покровительство великой княжны; возможно, свою роль в этом частичном примирении церкви с музейной сферой также сыграла военная атмосфера. Обе выставки вызвали неоднозначную реакцию со стороны творческих кругов – изумление пополам с ревностью. После окончания выставок все экспонаты должны были разойтись «по старым местам» и опять стать «недоступными для истории и науки»[733]. Н. Е. Макаренко, писавший о выставке 1915 года, выражал горькое сожаление о судьбе шедевров, погребенных в церковных ризницах: «Но предметы ризниц есть государственное достояние, отнюдь не частная собственность, поэтому место их хранения – музей. Там они будут приносить пользу стране и науке, пользу не материальную, о какой мечтают храня их в ризницах, а духовную, неизмеримо выше первой»[734]

. Представление об иконах как об «общественной» и «государственной» собственности, судя по всему, получило всеобщее признание среди художников.

Почему вопрос о перемещении икон из церковных ризниц в музейные витрины породил столько споров и трений (это особенно удивительно в сравнении с достаточно пассивным отношением правительства к экспорту икон и разрушению архитектурного наследия)? Несмотря на несопоставимость художественного и религиозного мировоззрений, их отличало поразительно похожее отношение к иконам, и представляется, что именно это серьезно затрудняло переход из одной сферы в другую. Преклонение верующих перед святынями и преклонение художников и участников движения за охрану памятников перед искусством имело много общего. Джефферсон Гатрелл указывает на сходство между «ритуалами сохранения», исполняемыми в музеях, и религиозными обрядами, и на светскую «сакрализацию» икон, призванную провести черту между ними и «профанным оборотом предметов повседневного обихода»[735]. Сходство между музейными залами и церквями насаждалось откровенно и целенаправленно. Знаменитый архитектор А. В. Щусев в соответствии с пожеланиями Николая II и императрицы Александры Федоровны придал интерьеру отдела христианского искусства Русского музея облик церкви или церковной ризницы[736]

. И верующие, и художники видели в своих приобретениях символическую неотчуждаемую собственность и старались держать их вне области рыночных отношений[737]. В случае икон из Заборовья и церковь, и музей пытались защитить свое имущество, объявив его юридически «неотчуждаемым». Биография икон[738] в идеале должна была обходить этапы, связанные с рынком, и сводиться к постепенному перемещению их из церковных алтарей или ризниц через реставрационные мастерские в музеи.