Формирование понятий «искусство», «наследие» и «достояние»[559]
, охватывавших памятники культуры и истории, шло рука об руку с профессионализацией истории искусства, истории архитектуры и археологии, вместе с тем представляя собой следствие этого процесса. Становление научного профессионального сообщества в сфере искусства и истории хронологически и организационно имело немало сходства с профессионализацией естественно-научных дисциплин (включая лесоводство) и инженерного дела. Влияние научных учреждений, находившихся под покровительством царей и подчинявшихся Министерству императорского двора – Императорских Академии наук, Академии художеств, Археологической комиссии, а также других учреждений, содержавшихся государством (таких, как Лесной институт и Археологический институт в Москве), и ряда университетов – наделяло ученых авторитетом, позволявшим им устанавливать стандарты и критерии экспертизы. Одновременно бурный рост негосударственных организаций, в массовом порядке возникавших во время и после Великих реформ 1850–1870‐х годов, – различных научных обществ, отличавшихся друг от друга родом занятий, уровнем активности, объемом доступных средств и специализацией – подрывал монополию «императорских» и государственных учреждений[560]. Общественные научные организации занимали особые ниши, уделяя основное внимание популяризации знаний и стимулированию публичных дискуссий на социально значимые темы. Однако, в отличие от лесоводства, гидрологии и прочих естественных наук, в сфере искусства, археологии и истории представления о компетентности оставались чрезвычайно расплывчатыми. Например, чтобы заниматься лесоводством, нужно было получить образование в специальной школе (в России или за границей) и иметь диплом, признаваемый властями. В том же, что касается искусства, истории и археологии, наличие образования было важным, но не обязательным критерием компетентности. Формального и неформального признания со стороны профессиональных организаций удалось добиться и многим дилетантам – частным коллекционерам, знатокам искусства, археологам-любителям. Официальное признание требовалось, чтобы заниматься некоторыми видами деятельности – такими, как реставрация старых церквей, охраняемых как памятники, или проведение археологических раскопок на общественных землях. При этом установление критериев профессионализма было отдано на откуп экспертам из Императорской Археологической комиссии.Росту неопределенности способствовала новизна многих областей исследований: история искусства и история архитектуры получили статус отдельных дисциплин лишь в начале XX века, в то время как археология окончательно отпочковалась от филологии, палеографии и истории лишь в конце XIX. Путь для наступления дилетантов открыло и снижение авторитета «императорских» учебных заведений – в первую очередь Академии художеств, чей устаревший «классический» канон искусств переживал кризис. В России рубежа веков экспертное мнение в сферах художественной критики и охраны исторических памятников в большинстве случаев наиболее решительно выражали эксперты-непрофессионалы – авторы и редакторы таких журналов, как «Мир искусства», «Старые годы», «Аполлон» и др. В те годы художественный дилетантизм даже приветствовался как признак истинного пристрастия и неподдельного интереса[561]
. Это, однако, не означало, что компетентность лишилась своей роли и смысла при формировании границ художественного общественного достояния. Наоборот, конкуренция за научный авторитет как никогда ужесточилась и усилилась: «императорские» (государственные) организации стремились занять господствующее положение в сфере искусства и истории и сопротивлялись посягательствам непрофессиональных организаций на их влияние[562]. Столичные общества и учреждения пытались контролировать деятельность губернских и местных организаций. На кону стояла судьба материального наследия русского искусства и истории: эксперты претендовали на решающую роль при определении ценности памятников, которую, в отличие от ценности лесов, невозможно было измерить в соответствии с предписанными критериями. Они решали вопросы реставрации и сноса зданий и устанавливали принципы городского планирования. Кроме того, они желали предписывать правила строительства домов и устанавливать принципы иконописи. Эти дебаты вокруг художественного достояния порождали дискуссии по более общим вопросам эстетики: что такое искусство? Что такое красота?[563] Что значит история для современного мира и в чем состоит ее ценность? В модернистской культуре России рубежа веков, где происходил постоянный круговорот подобных идей, становление сферы художественного достояния сопровождалось конфликтами, политическими и профессиональными разногласиями.