Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Проблемы с установлением критериев принадлежности к художественному достоянию, пригодных для разных эпох и разных народов, привели некоторых экспертов к идее о том, что все плоды человеческой креативности заслуживают охраны, если они представляют хоть какой-то художественный интерес. В проекте закона об охране памятников истории, составленном образованной в 1876 году особой комиссией под эгидой Министерства народного просвещения, предлагалось распространить действие охранных мер на любые памятники, имеющие художественную и историческую ценность, невзирая на их возраст: «Всякий памятник, даже недавно воздвигнутый ‹…› имеет историческое значение и свое место в истории искусств»[569]

. Однако этот широкий подход к выявлению памятников, несмотря на его гибкость, наделял слишком большим значением научную экспертизу; он бы потребовал создания целой сети учреждений по экспертизе и в этом смысле едва ли был осуществим. Законопроект комиссии 1876 года так и не стал законом, и на практике археологи определяли, что считать памятником, а что нет, исходя из чисто хронологических критериев: художественная ценность памятников обычно не принималась во внимание, и заслуживающим охраны считался всякий «старый» объект. Этот подход порождал множество проблем и конфликтов в тех случаях, когда профессиональные организации археологов получали полномочия на снос и реставрацию всех старых зданий. Старые церкви, оставшиеся без надзора и угрожавшие рухнуть в любой момент, нередко непримечательные и даже, по мнению многих местных жителей, уродливые, охранялись ради их возраста, к большому неудовольствию местных священников, прихожан и городских властей.

Разнообразные взгляды экспертов на художественное достояние резко контрастировали с массовыми представлениями о памятниках. Два профессиональных принципа – во-первых, что произведением искусства может являться даже объект, изначально предназначавшийся для обслуживания духовных (молитва) либо материальных (жилье и потребление) нужд своего владельца, и во-вторых, что материальный объект, оказавшийся свидетелем исторических событий или прошедший сквозь прежние исторические эпохи, сам по себе является памятником вследствие своих преклонных лет или связанных с ним событий – очень медленно проникали в народное сознание. В 1826 году Министерство внутренних дел приказало местным губернаторам доложить центральным властям обо всех «памятниках архитектуры», расположенных в их губерниях, и заказать губернским архитекторам составление чертежей фасадов старинных зданий, установив соответствующий запрет на их снос[570]

. Первая инспекция исторических памятников, предпринятая Министерством внутренних дел, окончилась провалом: многие губернаторы докладывали, что у них нет памятников, другие присылали рисунки мемориальных статуй и надгробий[571]

, понимая слово «памятник» буквально – монумент, воздвигнутый в память о каком-либо историческом событии или человеке[572]

. Понятно, что сама идея требовать от местных чиновников докладов о «памятниках» была неудачной: правительство подошло к вопросу сохранения наследия точно так же, как к составлению кадастра пахотных земель или крестьянских домохозяйств, вследствие чего число зарегистрированных памятников ничего не говорило непосвященным точно так же, как лесная и земельная статистика и вообще любые экономические показатели в середине XIX века. Итоги этой инспекции также свидетельствовали о нежелании губернаторов сообщать властям о наличии памятников, так как они почти наверняка стали бы источником головной боли, требуя заботы и расходов.

75 лет спустя, в 1901 году, правительство направило местным властям аналогичный запрос, имевший, однако, более сложную форму. Министерство внутренних дел разослало опросник, требуя от губернаторов сообщить число «древних памятников, зданий и сооружений» и число «исторических памятников». Итоги этого опроса показывают, какой произвольной была данная классификация: так, губернатор Елизаветпольской губернии доложил о 45 «древних» строениях и только одном историческом памятнике; в Казани нашлось 15 старинных и 41 исторический памятник, а в Киевской губернии число «древних» памятников было равно числу исторических (19), причем, как ни странно, их там оказалось намного меньше, чем в Карской губернии (113 и 11 соответственно; возможно, такая большая цифра объясняется активными археологическими исследованиями в районе Карса, в 1878 году отторгнутого у Османской империи). В целом Министерство внутренних дел получило сведения о 2456 памятниках старины и 1652 памятниках истории[573], хотя оставалось неясным, каким образом определялась историческая ценность памятников; по этой причине авторы законопроекта об охране памятников, составленного в 1905 году Министерством внутренних дел, вернулись к чисто хронологическому критерию: под охрану государства автоматически подпадали все здания и объекты возрастом не менее 150 лет.