Любезный братец!
Молю Господа и всех мучеников, чтобы это письмо застало тебя в добром здравии. Знай же, я очень зла на тебя, ведь за месяцы с тех пор, как ты уехал, я пишу тебе уже пятый раз. Однако в момент слабости я вновь по тебе затосковала, да и мама посоветовала тебе все поведать. Так что вот.
У меня все замечательно, но тебя не хватает. Жизнь в Лорсоне ужасно скучная, потому как ты своими постыдными проступками не отвлекаешь внимания от моих собственных шалостей. Отчаянно пытаясь доказать папа, что я – богобоязненная дочь, какой он и растил меня, я пошла служкой в церковь. Если тебе интересно, отец Луи все так же несносен: дочь олдермена весной собирается замуж, и по его прихоти мы с ней каждый день, вплоть до благословенной даты, должны репетировать. Всерьез подумываю отравить его вино для причастия. Не посоветуешь ли каких-нибудь трав?
В другие дни мне не дает покоя со своими амурными притязаниями сын каменщика Филипп. Его упорство достойно похвалы, но я решила никогда не выходить замуж. Подумываю стать авантюристкой, отправиться в странствие по далеким землям в поисках славы, богатства и трофеев поинтереснее сына ремесленника. Как-нибудь загляну в ваш монастыришко и надеру тебе уши за то, что тебе не хватило банальных приличий ответить на письмо любимой сестренки.
Мама тоже очень, очень скучает по тебе. Она надеется, что ты хорошо кушаешь и не делаешь глупостей. Я спросила, не передать ли чего, но она прямо сейчас рыдает, поэтому думай что хочешь.
Надеюсь, тебе нравится мотаться по проселкам в погоне за страшилищами. Ты уж будь добр и доставь мне радость, не дай себя убить. Известий о твоем конце я не вынесу.
И, Бога ради, напиши уже матери.
С любовью,
твоя сестра Селин
– Чертовка ты моя, – прошептал я.
Глаза защипало, и я прижал письмо к груди. Мне все-таки не хватало ее и моей семьи, оставшейся в Лорсоне. Я вообразил, как Селин пишет мне, сидя за столом, а мама кухарит у плиты, и на мгновение тоска показалась такой острой, что об нее можно было порезаться. Новость же о помолвке моей старинной любви камнем легла в животе. Ильза, конечно, должна ненавидеть меня – к тому же угодникам-среброносцам запрещено иметь жен, – но все-таки я испытал легкую грусть, ведь мой старый мир и без меня поживает неплохо.
– Светлой зари, добрый инициат, – произнес голос.
Оторвавшись от письма, я увидел в дверном проеме Астрид. Солнце мертвого дня светило ей в спину, из-за чего казалось, будто вокруг головы у нее нимб. Взгляд угольно-черных глаз оставался, как всегда, непроницаем, однако при виде ее лица тяжесть с сердца пропала.
– Меня зовут сестра-новиция Астрид. Сейчас мы тебя покормим и напоим.
Она бесцеремонно вошла в келью с супом на подносе и уселась на мою койку.
– Открой рот!
– Я…
Не успел я ничего возразить, как она сунула мне в рот полную ложку. Подождала, пока я проглочу, и сунула еще. Вела она себя необычно, и я решил, что это, наверное, из-за смерти Ифе, но тут заметил бредущую по коридору сестру Эсме – та громко ревела. Стоило же этой бабище отойти подальше, и Астрид наклонилась ко мне.
– Да, я сказала, что безрассудство лучше глупости, – сердито зашептала она, – но драться с тремя холоднокровками одной только, мать ее, лопатой… Не слишком ли это?
– Я тоже рад видеть вас, ваше величество.