Империя вампиров

– Пьющая Пепел, – проворковал Беллами, возвращаясь от лошадей. – Вот уж не думал, что увижу ее воочию. В Августине все еще слагают песни о тебе и о ней, шевалье. Черный Лев и его кровавый клинок. – Он сдвинул шапочку на затылок и лихо улыбнулся. – Боже правый, что за рассказы я слышал…

– Чего ж ты этакого слыхал? – спросила Сирша.

– Я уж думал, ты не спросишь! – Беллами присел у костровой ямы и снял со спины лютню. – Однако нет историй слаще песни, мадемуазель Сирша. Итак, готовьтесь! Эту я услышал при дворе лэрды а Мэргенн. Называется она «Битва при Бах-Ши…»

– Не смей, сука, – рассердился я. – Хочешь принести пользу, певун, собери еще дров. Иначе найду твоей лютне верное применение, сожгу ее.

Юный Беллами улыбнулся мне как ни в чем не бывало.

– Тогда после ужина?

У отца Рафы нашлось в избытке припасов, и он повесил котелок на огонь, помешивая в нем суп. Я бы назвал аромат блюда вкусным, если бы мои мысли не занимал голод иного рода. Из седельных сумок я достал небольшой походный цех и поставил чугунное приспособление поближе к огню – разогреваться. Рафа и Беллами восхищенно следили за тем, как я наполняю соленой водой внешнюю сферу. Дрожащими руками я достал из-за пазухи фиал, до краев наполненный чудесной ярко-красной кровью.

– Что это? – спросил сидевший по другую сторону костра Диор.

– Все, что осталось от дочери Дантона Восса, – ответил я.

Слил кровь во внутреннюю камеру цеха и подкрутил клапан давления. Через несколько часов она высохнет, и только тогда ее можно будет смешивать с остальными компонентами, поэтому я достал трубку и насыпал в чашечку мизерную дозу из скудеющих запасов санктуса. Просто чтобы заглушить жажду, пока готовится свежая партия.

– Кровь, – сообразил мальчишка. – Ты, как они, употребляешь кровь.

Зажав губами мундштук трубки, я чиркнул огнивом.

– Я – совсем не они, мальчик.

– Угодники-среброносцы – хорошие люди, Диор, – сказала Хлоя, плотнее кутая мальчишку в меха. – Рождаются от отцов-вампиров, но бьются на стороне света. Санктус – святое причастие, оно помогает сдерживать нечестивую жажду. Габриэль – праведный воин Господа.

Я вдохнул, наполнив легкие дымом, и глаза у мальчишки расширились, когда мои налились багрянцем. Качество крови было паршивым, но жажда покинула мое нутро, а ночь вдруг озарилась и расцвела: все стало четче, как удары мечом, мягче, будто лепестки, и глубже, словно сон.

Отец Рафа осенил себя колесным знамением, Сирша следила за мной с любопытством, Беллами не сводил глаз с Пьющей Пепел, извлекая из лютни аккорды. А я вдыхал красный-красный дым.

– И давно эти инквизиторы за тобой гоняются, Хлоя?

Сестра взглянула мне в глаза. Убрала с лица витую прядку и осмотрела сидящих вокруг костра. Ясно же было: они что-то утаивают. Мы с ней давно не виделись, но нас связывала общая история, и потому мне стало чуточку больно, ведь она мне больше не доверяет.

– Месяца два. От самого Лашаама.

– А что случилось в Лашааме?

– Неча те о том знать, Угодник, – сердито проговорила Сирша и почесала львице под ошейником. Зверюга раскатисто замурчала.

– Я что вам, гриб затраханный? Это же вы, народ, пригласили меня на этот танец, так что если думаете и дальше держать меня в неведении и кормить херней…

– Я не спрашивала тя о цвете неба, Угодник. Не я звала тя, а сестра. Собрался топать с нами до самой Вольты и покромсать энтим мечом козла, что пытается сцапать нас? Лады. Но мы те сказали все, че те знать надо.

Беллами смущенно откашлялся. Я бросил рассерженный взгляд на Хлою, но та молчала. От трепки ее спас отец Рафа – постучав поварешкой по дымящемуся котелку, он сказал: «Суп готов».

Священник разлил еду по деревянным плошкам. У меня целый день росинки маковой во рту не было, и я вынужден был признать, что пахнет суп просто божественно. Я уже привалился спиной к одной из стен и вознамерился, наконец, пожрать, как вдруг Рафа прочистил горло и поднял подвешенное к шее колесо.

Вся компания у костра склонила головы и закрыла глаза, готовая вознести Богу благодарственную молитву.

– Отец наш Небесный, – сказал Рафа, – благодарим Тебя за щедрость, дарованную Твоей наищедрейшей рукой. Благодарим Тебя за это товарищество, собравшееся по Твоей божественной воле. Приветствуем нового друга, Габриэля де Леона, и просим дать шев…

– Эй!

Рафа вздрогнул, когда в костер, подняв фонтан искр, упал кусок битого кирпича. Онемев, священник уставился на меня, а я предостерегающе вскинул еще осколок.

– Не молись за меня, старик. Не смей.

В повисшей над костром звенящей тишине Рафа встревоженно посмотрел на Хлою.

– Прости, шевалье. Я лишь просил Вседержителя благосло…

– Нравится болтать впустую – на здоровье. Только меня не втягивай.

– «Ни слова во славу Господа Всемогущего не пропадает зазря. И ни…»

– «…ни одна молитва, обращенная к небу от сердец праведных, не останется без ответа». Я знаю Писание, священник. Эту дребедень продавай деревенщинам по prièdi.

Взгляд Рафы упал на семиконечную звезду у меня на ладони.

– Разве сыны Сан-Мишон не праведные слуги Господа Всевышнего?

– Слуги? – краснея, ощерился я. – По-твоему, я стою на коленях?