Империя вампиров

В установившейся холодной тишине слышно было только, как потрескивают дрова в костре. Я проглотил суп, бросил пустую плошку к ногам старика и поднялся.

– Хочешь называть плевок океаном – на здоровье. Петь песни глухим – мне насрать. Только не произноси моего имени, слышал, поп?

– Слышал, шевалье. И Вседержитель тоже тебя слышит.

– Не сомневаюсь, старик. Вряд ли только Ему есть дело.

Я снова чиркнул огнивом и докурил что осталось в трубке. Потом достал из седельной сумки одну из прихваченных в Гахэхе бутылок водки.

– Поспите. Я первым дежурю.

Положив руку на эфес Пьющей Пепел, я медленно пошел во тьму. Спиной ощущал их взгляды, но внимания не обратил. Ночь ожила и пела, в жилах гудел кровогимн, а позади у костра Диор прошептал Хлое, тихо, так что не услышал бы простой смертный:

– Вот тебе и праведный воин Божий, мать его…

III. Чудовища в шкуре людей

– Проснулся я ближе к рассвету.

Кровогимн в жилах притих, во рту стоял кислый привкус похмелья. Сон был полон кошмаров, и я жалел, что вообще заснул. Отдохнуть мне, впрочем, было нужно, и я свернулся под мехами, пытаясь зарыться в них. Но оглядев стоянку, я заметил, что лежанка Диора пуста.

Я поднялся. Мускулы ныли, было холодно. Тьму перед рассветом, казалось, отлили из стекла: неподвижную, черную и острую. Снегопад прекратился. Рафа, Хлоя и Беллами спали, устроившись поближе к тлеющим углям; лошади сгрудились, чтобы согреться, и Шлюха стояла в самой середине. Сирша вызвалась нести вахту перед рассветом, но ее не было видно. Я подошел к лежанке Диора и попинал ее мыском сапога… Oui, никого.

Затем я проверил походный цех: кровь птенца высохла, превратившись в плотные темные хлопья. Оттолкнув устройство от костровой ямы, я отправился оглядеться.

Я без труда шел по запаху Сирши – кожа и железо – через мертвую рощу. Прекрасно видя в темноте, выбрался из лощины и где-то ярдах в ста от лагеря нашел ее. Она привалилась к трупу старого дуба.

Обнимая Диора.

Они нежно целовались. Сирша была выше, ее руки лежали на плечах мальчишки, а он обхватил ее за талию. Сирша погладила его кончиками пальцев по краешку челюсти, запустила пятерню в бледные локоны. Мальчишка нежно притянул ее к себе, целуя еще жарче. Опустил руки ниже, и Сирша засмеялась, когда он дошел до полы килта.

– Помедленней, цветочек, – шепнула она. – Не спеши.

Он с улыбкой взглянул на нее блестящими глазами.

– Ты прекра…

– Не помешал, надеюсь?

Парочка зашипела и разомкнула объятия. В мгновение ока Сирша схватила топор из-за спины и, щурясь на меня со сдержанным гневом, оправила килт. Ее губы алели после поцелуя Диора. Сам Диор у нее за спиной, ошеломленный, спешно застегивал пуговицы.

– Тебе полагается нести дозор, – напомнил я Сирше, пристально глядя на нее.

Рубака утерла подбородок и зло уставилась на меня.

– Да ты за нас обоих неплохо справляешься.

– Хорошо все разглядел? – сердито спросил Диор.

– Если тварь, что за нами гонится, нападет ночью, то ты, мальчик, сам все хорошо разглядишь… Это я про твои потроха.

Сирша покачала головой и убрала косичку за ухо.

– Я и мышь последнюю на милю вокруг слышала, Угодник.

– Я спокойно подошел к вам со спины, а ты и ухом не повела.

– Мы-то нет, а вот она…

Львицу я почуял еще прежде, чем увидел ее: донесся мускусный запах, и за спиной у меня басовито зарычали. Обернувшись, я увидел смотрящие на меня золотистые глаза-щелочки. Я с невольным восхищением поглядел, как Феба, крадучись, выходит из темноты: эта зверюга обманула мои чувства бледнокровки и подобралась незаметно.

– Сочти она тя угрозой, и порвала б твой красивый зад, как именинный пирог, на куски. – Сирша улыбнулась. – Феба видит то, чего не видать мне. Так что, когда мы на страже, не боись.

Диор к тому времени застегнулся и прошипел сквозь стиснутые зубы:

– И, может, не будешь в больше совать нос не в свое дело?

Все еще красный от смущения, мальчишка метнул в меня убийственный взгляд и потопал назад в лагерь. Он, спотыкаясь, брел по неровной земле во мраке и с жаром матерился. Проводив его взглядом, я бесстрастно посмотрел в холодные зеленые глаза Сирши.

– Он маловат, не находишь?

Девица облокотилась о топорище Доброты и отбросила с плеча косички. Сейчас она была похожа на львицу, что обходила нас кругом среди гнилых корней, – такая же тихая и свирепая.

– Не так уж и много парнишек его возраста, которым хватает ума отказать красивой девушке в перепихоне. Но я думал, ты умнее и не станешь ему такого предлагать. Сколько тебе, двадцать? А ему? Четырнадцать?

– Мне девятнадцать.

– Ох, дьявол, ладно, уж прости.

– Ты ему не батя и не друг. Так не один ли те хер, Угодник?

Я немного поразмыслил над ее словами. Оказалось, от обязанностей она не отлынивает, ее львица крадется бесшумнее меня и в темноте, наверное, видит не хуже. Наконец я пожал плечами.

– А знаете, вы правы, мадемуазель Сирша. Мне похер.

И я уже развернулся, собираясь уйти.

– Зачем ты здеся? – зло спросила рубака.