– Он… – Хлоя вздрогнула, ахнув. – Он у меня… в г-голове…
Развернувшись в седле, я увидел его – он несся за нами, точно тень поутру. Глаза красные и полные, как детские могилы; острые зубы сверкали, обнаженные в кровожадной улыбке. Дантон высунулся из окна кареты, и ветер трепал его волосы. На козлах сидела темнокожая девушка с красивыми зелеными глазами. На подбородке у нее алела бледная полоска крови. Это была прислужница из «Идеального мужа». Имя ее вспоминать я не захотел.
– Закрой мысли, Хлоя! Думай о чем-нибудь, гони его прочь!
Она схватилась за семиконечную звезду на шее.
– Господь – щит мой нерушимый…
Всадники Дантона вырвались вперед, до нас им оставался всего десяток ярдов. Фермеры и каменщики, несколько ополченцев – еще недавно люди, у которых была жизнь, жены и мечты, а теперь рабы его воли. Зажав острыми зубами трубку, я нашарил в бандольере фиал с санктусом. Времени отмерять дозу не было, так что я просто опрокинул его в чашу, развеяв почти все по ветру, и утрамбовал большим пальцем. С полдесятка раз пришлось чиркнуть огнивом – и только тогда наконец удалось, обжигая легкие, сделать неровную затяжку; сила пробудилась во мне, и зверь поднял голову. Сняв с пояса пистолет, я развернулся.
Дантон, видя это, откровенно расхохотался. Пуля против старожила крови Восс, с его-то кожей – это просто верх бесполезности. Но я выбрал иную цель: спустил курок, черный игнис полыхнул, и дуло выплюнуло пулю…
– Прости, дружок…
…прямо в лоб, меж двух больших карих глаз.
Мозг ведущей лошади разорвало, и она рухнула камнем. Следующая с диким ржанием запнулась об нее; Дантон выпучил глаза, и улыбка сошла с его губ, а все его скакуны под хруст упряжи и костей повалились в кучу. Передний край лонжерона вонзился в землю, и ночь огласилась треском дерева; карету подбросило, и она кувыркнулась в воздухе; зеленоглазую девицу швырнуло вперед, словно тряпичную куклу. Я отвернулся, чтобы не смотреть, как она упадет, старался не слышать этого, повторяя себе снова и снова: лучше уж быть сволочью, чем дураком.
Ее звали…
– Лучше уж быть сволочью, чем дураком, – прошипел я.
Ее звали Нахия…
Часть всадников остановилась помочь владыке, но остальные продолжали гнаться за нами. В воздухе засвистели арбалетные болты. Рафа вскрикнул, получив один в лопатку, а Сирша выругалась, когда их лошадь чуть не поскользнулась. Беллами развернулся в седле и выпустил стрелу в ближайшего преследователя. Тот покачнулся и сплюнул кровь, но из седла не выпал. Сверкнул кинжал, и пронзенный им в горло товарищ первого наездника, полетел, кувыркаясь, в снег. Сирша выхватила еще нож.
– Далеко до реки? – задыхаясь, спросила Хлоя.
– Впереди холм Хэмунна!
Я достал из бандольера флакон, сорвал с него зубами печать и метнул склянку в преследователей. Серебряная бомба взорвалась с ослепительной вспышкой, и ездоков выбросило из седел. Но им на смену спешили другие, тогда как вдали, среди остановившихся у обломков кареты…
– Сука, – прошипел я.
– Га-а-аби-и-и!
– Да вижу я его, Хлоя!
– Нет, Габи, впереди, впереди!
Наши лошади исходили пеной, сердца грохотали, но когда мы обогнули холм, то увидели впереди берег, что обрывался на десять футов вниз, и темные воды реки Дилэнн. Причальные камни никуда не делись и стояли, облепленные зверомором, но дальше…
– Матери-луны, мост разрушен! – прокричала Сирша.
– Не останавливайтесь! – проревел я.
– Но, Габриэль…
– Я задержу их, Хлоя! СКАЧИТЕ!
Я натянул поводья, приказывая Шлюхе замедлиться, и обнажил меч. Пьющая Пепел сверкнула в свете фонаря: посеребренная женщина на эфесе как будто улыбнулась, и металл запел у меня в голове – куда уверенней, тверже, почти как встарь.
Приблизился первый раб – ополченец с длинным ясеневым копьем и в крепкой кольчуге. Я перерубил копье надвое, а бойцу выпустил кишки. Беллами заулюлюкал, а Хлоя прокричала: «Держись крепче, Диор!». Мальчишка завопил, когда лошади сиганули в быстрину. Мимо пронеслось трое всадников: одного я сшиб с седла, второму отрубил руку по плечо. Запыхтел, когда в ребра мне вонзилось копье, пробив кожу пальто, мясо и кости, да еще и провернулось внутри.
Обливаясь кровью, я рубанул по тому, кто меня пронзил.
– Тебя, с-сука, забыли спросить, Пью!
Раб издал булькающий звук, когда я вогнал Пьющую Пепел ему в горло: клинок чиркнул о хребет, и в темноту ударил двойной фонтан крови.
Схватившись за горло, мечник рухнул на дорогу… по которой на меня опять летел он, словно черная тень, уже без улыбки. Он обнажил клыки и рычал, являя зверя, в честь которого и получил прозвище.
– Де Леон!
– Габриэль! – взвыла Хлоя.
– Сразись со мной, ты, юнец никчемный!