– Дураки конченые, вы не зн… – сквозь оголенные клыки прорычала Лиат.
– Во имя Бога и благой Девы-Матери, – проорал Рафа, – велю тебе: изыди!
Вампирша зашипела и попятилась от обжигающего света. В груди у нее зияла рана, маска раскололась, а ребра и руки все еще дымились от поцелуя Пьющей Пепел. Рафа снова вскричал: «Я сказал: ИЗЫДИ, зло!», размахивая колесом, словно мечом. И как тогда, когда мы бились у дозорной башни, тело Лиат с дрожью распалось на тысячу кроваво-красных мотыльков, которые взвились, вихрясь, в сыплющее бледным снегом небо.
Я согнулся пополам и сплюнул кровь. Рой мотыльков у меня на глазах, работая крошечными крылышками, взлетел в лучах догорающего солнца и рассеялся во мгле.
Феба встала на дрожащих лапах, встряхнулась до кончика хвоста и харкнула кровью. Диор выскочил из трапезной и, пролетев через дворик, резко остановился возле рубаки.
– Сирша? – схватив ее за руку, громко позвал мальчишка. – Как ты?
– С-сука… пнула меня… м-между ног… – прошипела Сирша.
– Что это еще за дьявол? – зло спросил Диор.
– И как она, во имя Бога, прошла на святую землю? – спросил Рафа.
– Это была ведьма крови. – Хлоя взглянула на меня широко раскрытыми зелеными глазами. – Габи, а не могла она…
Я покачал головой, не давая ей договорить. Первым делом я и сам подумал о том же, о чем и Хлоя: о том, что вампирша прибегла к некому темному, отвратному искусству, и потому ей хватило силы нарушить закон Божий. Но глядя на окровавленные плитки под ногами и ощущая запах горелой плоти, я осознал простую истину.
– Это никакая не магия. Просто убийство.
Беллами так и стоял на стене, держа в дрожащих руках арбалет.
– О чем ты?
Я оглядел залитый кровью дворик Сан-Гийома и вздохнул.
– О том, что не может эта земля быть освященной, раз уж ее напитали кровью праведников. Как она может оставаться святой, если ее во имя того же Бога и осквернили?
– Инквизиция… – прошептал Рафа.
– Вырезав местную братию, освежевав, спалив и замучив монахов, эти глупцы осквернили обитель. Они напитали ее кровью невинных и священнослужителей. – Я покачал головой, поднимая Пьющую Пепел с камня. – Сан-Гийом – больше не святое место.
Сирша, морщась, поднялась на ноги.
– Энта сука сказала, мол, Велленский Зверь будет здеся к ночи. Ежель не брешет…
Хлоя, бледная, взглянула на меня:
– Как можно надеяться выстоять против Дантона, если под ногами у нас нет Бога?
– Можно положиться на сами ноги, – предложил Беллами. – Бежать.
– Трусам не видать победы, Беллами, – прорычала рубака.
– Но они и не мрут почем зря, Сирша, – заметила Хлоя.
Я хмуро оглядел склон утеса.
– Путь отступления приведет нас прямиком в лапы Дантона. Эта сволочь и соломинку отыщет в стогу иголок, а уж если настигнет нас посреди ночи в поле, то порежет на ремни. Выбора нет, придется обороняться здесь.
– Но ведь та ведьма крови сказала, что Дантон собрал всех порченых на мили вокруг, – возразил Беллами. – Мы едва отбились от нескольких десятков при Винфэле, а этих ведет высококровка. Мы загоним себя в ловушку, как проклятые крысы!
Я оглядел остальных: страх Беллами отравой распространился по отряду. Диор стиснул зубы, совершенно побледнев, – в конце концов, к этим стенам нас привело его решение. Хлоя расхаживала по дворику; запустив руку в волосы, она оглядывала парапеты за нашими спинами, утесы, роковой обрыв и реку в полутора сотнях футах под нами. Когда Беллами снова заговорил, его голос дрожал от страха.
– Не следовало нам сюда вообще приходить,
– Соберись, Бушетт, – зарычал я на него.
– Собраться? – фыркнул, чуть ли не смеясь, бард. – Ты же видел это чудовище! У нее был меч из крови! Она обратилась роем сраных мотыльков! Угодники-среброносцы такое, может, и каждый день встречают, но я-то просто певун! Я даже не солдат!
– Солдат? – вздохнул я. – Позволь рассказать тебе о солдатах, Беллами, с которыми я сражался. Вот ты поешь о великих баталиях, о героях, воевавших при Тууве, Бах-Шиде, Трюрбале и Косте… Там были почти одни мальчишки. Пареньки вроде тебя. Каменщики да плотники, фермеры да рыбаки. Они бились, потому что их отцы не могли откупиться. Потому что у них не было куска пергамента с императорской печатью, которая спасла бы их. Потому что должны были. Почти никто из них ничего не ждал. Им просто в живых остаться хотелось. Но перед каждой битвой я заглядывал этим мальчишкам в глаза, и в их преданности друг другу, в смелости перед ужасами войны я точно видел лик Божий.
Я подошел к монастырской стене и врезал по ней кулаком.
– Нас окружает крепкий камень, Бушетт. В подвалах есть спиртное, есть и вода – освящать. Есть священные колеса и сребросталь. – Я оглядел отряд пламенным взором. – Чтобы победить сегодня, солдаты нам не нужны. Нужно только держаться вместе.
–
Диор расправил плечи и кивнул. Хлоя крепко обняла его одной рукой. Даже Сирша как будто стала выше.