Империя вампиров

– Прежде я не понимал, что заставляет людей вроде него становиться такими чудовищами. То ли это следствие долгой жизни, то ли потребность потакать темнейшим желаниям, лишь бы избавиться от смертельной скуки … Но побродив по свету достаточно долго, насмотревшись на обыденную муть в людских душах, понимаешь, что Дантон никем, собственно, и не становился. Он просто сбросил оковы ответственности. Дай человеку власть творить что угодно, и он займется ровно тем же. Ведь воплощать свои самые злодейские замыслы людям не дает страх, что им это с рук не сойдет.

Порченые Дантона, полусгнившие и молчаливые, перли на нас. Следя за ними, я высыпал оставшиеся хлопья санктуса в чашку трубки. Закрыл глаза, вдыхая дым и вслушиваясь в хруст снега под ногами, я ощущал, как тают на лице холодные снежинки, улавливал слабые нотки смерти и крови в воздухе, запах кожи на Сирше, страха Беллами…

– Габриэль…

…песню ветра в вышине и воды внизу, тяжесть меча…

– Де Леон!

Открыв глаза, я увидел Беллами – тот вперил в меня недоуменный взгляд. А мертвые все приближались: выпучив пустые глаза и высунув гнилые языки.

– Тебе разве не положено облачиться в серебро? Нам как никогда нужна эгида! При осаде Тууве твоя вера сияла так, что нежить слепла. В битве при Бах-Ши…

– Ты че, еще не понял, Бэл? – спросила Сирша.

– Чего?

Рубака со вздохом посмотрела на меня.

– Че толку от энтих картинок? Че проку от проводника веры? Ежель в человеке энтой веры ни на грош не осталося?

Налетела нежить, и время на разговоры вышло. Какие-то мертвяки врезались в ворота и бились о створки, прочие, подобно воде, хлынули на стены. Я запалил фитиль бомбы с игнисом и швырнул ее. Когда она рванула, во все стороны, пронзая плоть холоднокровок, полетели гвозди и куски металла. Поднялись и Сирша с Беллами – забрасывая нежить святой водой и горящими стрелами. Порченые сыпались, но им на смену лезли другие, тараща мертвые глаза и раззявив голодные рты, и вот они перевалили за стены.

В дело пошли клинки. Орудуя ими, мы пробегали по стенам целые мили, туда и обратно, в отчаянной попытке остановить прилив. Беллами отступал по мосткам на востоке, не рискуя стрелять из страха подпалить спирт у нас под ногами, а мы с Сиршей рубили нежить: сухопарый старик, тощий парнишка, сгнившая мать с раздутым брюхом, в котором носила ребенка, еще когда ее убили, – все пали под ударами Пьющей Пепел. Но в душе у меня созревало нехорошее чувство, становясь все мрачнее с каждой секундой.

Где, дьявол его подери, Дантон?

Беллами ахнул, схватившись за лоб.

– Я… я его ч-чувствую… в г-голове.

– Гони его, Бэл! – закричала Сирша.

– Н-не могу…

– Матери-Луны, где же он?

– ГАБРИЭЛЬ!

Я обернулся на крик Хлои, и сердце у меня ушло в пятки. Позади нас, на западном парапете сидел, точно тень, он. Обтекая его, через стену лезло воинство порченых, целые десятки мертвяков, и до меня дошло, что им хватило нечестивых сил влезть по склонам утесов, обойти нас с флангов и не попасть в огненные ловушки.

– Хитрая сволочь… – прошептал я.

– Назад! – Рафа вскинул руку с горящим во мраке колесом. – Прочь, говорю!

Холоднокровки посыпались во дворик, но Хлоя и Рафа стояли храбро: сестра размахивала сребросталью, а колесо в руке священника пылало огнем. Первого порченого, что спрыгнул на землю, Феба разорвала на части, второму Хлоя отсекла ноги у колен. Я зарубил порченого на стене и проорал Сирше:

– Нас обошли с флангов, отступаем!

Беллами поджег стрелу и зарядил ее в арбалет.

– Он был у меня в голове, он…

– БУШЕТТ, ПОДЖИГАЙ!

Сирша спрыгнула со стены во двор. Ворота уже поддавались под натиском снаружи, а через стены переваливалось все больше порченых, но вот Беллами выстрелил в мостки, на которых стоял я. Спирт и опилки занялись ярким и шипящим пламенем. Порченые валились, загораясь, словно сушняк; некоторые даже, шипя от боли, падали в толпу своих же и тем самым поджигали их. Но прибывали новые – безжалостным голодным потоком. Я развернулся и посмотрел на их владыку. За спиной у меня взвилось пламя, и я устремился по вдоль западной стены, намереваясь зарубить темного пастыря, чтобы стадо разбежалось.

– ДАНТОН!

Вампир обернулся, посмотрел на меня, тогда как его овцы продолжали сыпаться вниз, во дворик. Одетый во все черное: кафтан и сорочка с пышными манжетами, шейный платок в крови последнего убитого бедолаги. В глазах Дантона проглядывали века убийств, а дарованная ими сила текла в его жилах.

«Хотя б-бы рукой его схвати, Габриэль…»

Он вскинул саблю и отвел удар Пьющей Пепел. Я смутно понимал, что где-то на восточной стене Беллами стреляет подожженными стрелами по мертвякам внизу, во дворике; в руке Рафы сияет серебряный свет, а Хлоя с Сиршей бьются бок о бок. Но смотрел я только на своего врага. Клинки пели, я скривил губы в яростном оскале. Лезвие Дантоновой сабли распороло мне руку, но я этого даже не почувствовал. Другим ударом он рассек мне щеку до кости, а я и не моргнул.

– Да у тебя жажда, полукровка, – прошипел Дантон.

– А у тебя поджилки трясутся, пиявка, – зло ответил я.