Империя вампиров

Сирша таскала бочки и бутыли. Мое черное и высохшее сердце скукожилось при мысли о том, что придется тратить такой крепкий спирт, пусть даже это и сраная водка. Впрочем, мы залили парапет и внешний дворик у ворот и посыпали их для верности стружкой. Вылили все до капли, но я приберег и для себя бутылочку, залив ее в себя, лишь бы приглушить крепчающую жажду.

Темное солнце уже опускалось за горизонт, и оставались считаные минуты до того, как тьма падет топором палача. С чувством, будто в живот мне натолкали битого стекла, я оглядел отряд. Сирша и Рафа выглядели стойко, Беллами и Хлоя немного колебались, зато Диор напоминал скалу.

– В общем, так, – сказал я. – Если эта сука Лиат сказала хотя бы слово правды, то Дантон собрал всех порченых на мили вокруг. Они пойдут, куда прикажет владыка крови, и на сей раз нападать они станут не бездумно. Сирша, мы с тобой держим стены, но когда они пробьются – а они пробьются, – Беллами подожжет стрелой спирт, и все мы отступим к собору. Это не просто святая земля, его окна еще и слишком узки, в них не пролезть, да и входа всего два.

Диор, который грыз и без того обкусанный ноготь, сказал:

– Ловушка для червей.

– Чего? – переспросил я.

– Мы с друзьями еще в Лашааме придумали один трюк, – пробормотал мальчишка. – Берешь красивую девицу и запускаешь ее в злачный кабак, там она сверкает тугим кошелем, а пропустив стаканчик, уходит. Тогда кое-кто пускается следом за ней с расчетом избавить от груза монет, а то и ради кое-чего еще. Но девка заводит этого типа в глухой переулок, где ждешь ты со своей шайкой. Тузишь его от души и забираешь все добро, потом идешь спать, довольный тем, что отмудохал сволочь, которая этого заслуживала. – Диор пожал плечами. – Я называл это ловушкой для червей.

– Это вы так забавлялись? – спросил Рафа.

– Пропитание добывали. Но разве грех получать наслаждение от работы?

– Говоря языком военных, это называется бутылочное горлышко, – поправил я.

Мальчишка шмыгнул носом.

– Мое название лучше.

– Как угодно. – Я со вздохом махнул рукой в сторону круглого здания позади нас. – А теперь о плохом: мы облили спиртом парапеты, и у нас осталось водки только на один проход в собор. Западный. Хорошие новости – в таком замкнутом пространстве пары крепкого спирта рванут, как бздея чревоугодника в свечной лавке. Так что отступайте западной дверью. Порченые побегут следом, и Диор будет ждать их с огоньком.

– А после? – спросила Хлоя.

– Если повезет, мы проредим их ряды так, что у меня будет шанс добраться до Дант…

Охнув, я согнулся пополам: живот скрутило с такой силой, что даже ногти и зубы зашевелились. На какое-то время я забыл обо всем, кроме жажды: тепло, запах моего отряда, биение сочной, горячей багряной крови в жилках у самой кожи…

– Габи? – позвала Хлоя. – Ты как?

– П-просто охеренно…

– А с виду ты как лужа поноса, Угодник, – мрачно вскинула Доброту Сирша. – Оставь костлявого принца мне. Ни сёдня, ни завтра я не помру.

Беллами мрачно кивнул.

– Я не унесу с собой в могилу песню.

– Благослови вас всех Господь, – сказала Хлоя, глядя на меня большими от тревоги глазами. – Да ниспошлют нам Бог, Дева-Матерь и мученики победу над злом.

Я взглянул на Диора, все еще ощущая огонь в животе:

– Жди сигнала, мальчик.

– Буду, герой.

Я взглянул на Рафу.

– Сделаете одолжение, отче?

– Проси, Угодник.

– Если увидитесь сегодня с Творцом – пните Его за меня по яйцам.

Мы с Сиршей и Беллами поднялись на окутанные водочными испарениями стены. Рафа и Хлоя ждали во дворе при свете трепещущего факельного пламени, а Диор спрятался в соборе. С боков нас окружали отвесные утесы, а это значило, что подступ к нам у Дантона всего один, но по мере того, как сгущалась темная морозная ночь, я все больше сомневался, что нам хватит сил его сдержать.

Да еще жажда… О, великий Спаситель, как же я хотел пить.

– Запомните, – прошептал я, – в собор отступаем через западные двери. Проход для мертвых.

– Как поэтично, – пробормотал Беллами. – Если выживем, я такую балладу сочиню.

Сирша стиснула зубы и крепче сжала топорище.

– Идут.

Вглядевшись во тьму, я увидел, как по склону катится вверх целое воинство. Обнажив клыки, я достал из ножен меч, и посереберенная дама на эфесе, как всегда, мне улыбнулась.

– Удачи, Пью…

«Не умирай п-при мне сейчас, Габриэль. Нам еще семерых подонков зарубить, з-зарубить».

На Сан-Гийом в наступающей ночи неслись темные фигуры. Я насчитал сотню порченых, но против нашего маленького отряда это было равносильно многотысячной армии. А где-то во тьме затаился их мрачный воевода. Пока что я его не видел, зато ощущал – словно тень у себя за спиной. С такими, как он, я бился большую часть жизни, но мысли о Дантоне Воссе по-прежнему внушали мне ужас.

– Заметь, не пугали, а просто… внушали ужас.

– Отчего же? – спросил Жан-Франсуа.

Габриэль покачал головой.