Империя вампиров

Я огляделся, посмотрел на витраж с ликом святого Гийома в стене позади нас и здоровой рукой бросил Пьющую Пепел в окно, разбив его вдребезги.

– Уходите!

Диор схватил Хлою и потащил прочь. Я поковылял за ними следом. Мальчишка вылез в окно и вытянул за собой Хлою. За ними, оставляя кровавый след и царапаясь, вылез и я. Хлоя едва дышала, хватая ртом воздух, глаза у нее лезли из орбит от ужаса и безумия. Я тем временем подобрал Пьющую Пепел…

ГАБРИЭЛЬ, БЕГИ!

…и сунул меч в ножны. Бежать нам было некуда, и все же я схватил Хлою за руку, и мы помчались, увлекая за собой Диора, прочь от разбитого окна, в котором уже возник Дантон, весь в крови Сирши, Фебы и Рафы.

– Я же говорил тебе, что следовать за тобой могу хоть вечность, де Леон!

Мы, пятясь, отступали по лестнице на стену и на мостки вдоль края утеса. Позади нас темнел обрыв глубиной в полторы сотни футов, и там, внизу, словно зубы, виднелись острые камни. Дантон уже поднялся на ступени, до нас ему было рукой подать.

– П-придется, – шепнула Хлоя.

– Слишком высоко, – еле слышно ответил мальчишка. – Там камни… и я не умею плавать!

– Возьми меня за руку, мальчик, – скрежеща зубами, велел я ему.

Крепко сжав пальцы и морщась от боли в сломанной руке, за которую меня взяла Хлоя, я потащил обоих на парапет. Под нами распахнула объятия тьма, в которую Диор смотрел круглыми от ужаса глазами. Дантон налетел черным вихрем, и в этот миг я, оттолкнувшись ногами от зубцов и увлекая за собой Хлою с Диором, прыгнул как можно дальше – навстречу ночному ветру, невесомости и головокружению. Крик, что вырвался из глотки Хлои, внезапно оборвался. Диора за воротник его волшебного кафтана ухватила бледная рука.

Дантон поймал нас, крепко сжав кулак, и мальчишка взвыл. Я зарычал от боли, когда края ран разошлись еще больше и скрипнули сломанные кости. Хлоя завопила: наши ладони были скользкими от крови. Я держал сестру и сам хватался за Диора, а ему – да и всем нам – не давал упасть Дантон. Так мы и повисли цепочкой, от напряжения мышцы у меня взвыли. Обе руки были заняты, и я не смог ничего поделать, когда Зверь с победной улыбкой и с силой, дарованной ему веками кровопролития, потянул нас обратно.

Еще секунда – и он нас поймал.

Еще секунда – и все будет кончено, пропадет втуне.

Но в эту самую секунду Хлоя и подняла на меня взгляд. В ее глазах полыхнуло знакомое пламя.

– Диор важнее всего, Габи.

Выпустив мою руку, она полетела во тьму.

– ХЛОЯ! – заорал Диор.

Не было времени думать, горевать. Скаля окровавленные клыки, я лишь успел сломанной рукой дотянуться до дурацкого мальчишкиного кафтана, смять его вместе с жилеткой и сорочкой и, невзирая на полыхнувшую боль, рвануть. Нить затрещала, лопнул шов, брызнули во мрак серебряные пуговицы. Диор, увлекаемый вниз моим весом, выскользнул из кафтана – волшебный он там или нет, – а Дантон, пошатнувшись и сжимая в руках лишь порванную одежду – иссиня-черную с серебряным шитьем, – бросил нам вслед ругательство.

В ушах у меня зашумел ветер.

В руках вопил мальчишка.

И вместе мы падали и падали вниз, во тьму.

XVI. То самое

– Мальчишкой я с сестрами, Амели и Селин, играл в одну игру. Называлась она Стихии. Сжимаешь кулак, считаешь – раз, два, три, – а потом показываешь что-нибудь: кулак – дерево, растопыренные кверху пальцы – пламя, плоская ладонь – вода. Вода побеждает огонь, огонь побеждает дерево, дерево побеждает воду. Я упал в воду с высоты в полтораста футов и теперь готов утверждать, что она побеждает почти все на свете.

Мы будто в камень врезались. Меня били старожилы крови Дивок, я принимал на грудь взрывы серебряных бомб, побывал внутри химического перегонного куба, когда ублюдок, который управлял им, взорвал его – тогда шарахнуло до небес. И вот сейчас говорю, что ничего подобного я прежде не испытывал. Будь я простым смертным – помер бы, и сказочке конец. Спета моя песенка. Но сломленный и истекающий кровью, я все же оставался бледнокровкой, а бледнокровку – как любил напоминать мастер Серорук, когда каждую ночь нарезал меня на лоскуты во время учебных поединков, – так просто не убить. Удар был оглушительный, он сотряс мне мозг, и черное обернулось ослепительно белым. Уверен, я потерял сознание, но лишь на мгновение – холод привел меня в чувство, и я очнулся – резко, будто по щелчку тетивы.

Кругом – внизу и наверху – царил ледяной мрак, но едва открыв глаза и барахтаясь в воде, я увидал мальчишку: лицо в ореоле пепельных волос, а сам он – как рыба без костей. Превозмогая боль, я обхватил его здоровой рукой за талию и отчаянно заработал ногами. Вынырнув, сделал судорожный вдох, насколько мне это позволяли сломанные ребра.

– Лашанс! – заорал я. – Лашанс!

Он молчал, не открывая глаз, а его голова безвольно болталась из стороны в сторону. Но все же он – о чудо! – еще дышал. Тогда я огляделся и в отчаянии позвал, перекрикивая шум реки:

– ХЛОЯ!