Империя вампиров

Потом бросил в сторону ворот последнюю бомбу, и был вознагражден басовитым ревом – то занялись огнем политые спиртом камни. Хлоя догнала Рафу – старик тащил истекавшего кровью Беллами к двери для мертвых. Юный бард хватался за разорванное горло и шептал: «Н-не… видать м-мне… больше… м-моей…»

– Феба! – прокричал я. – НАЗАД!

Но львица меня не слушала, летя по западному парапету красным размытым пятном. Дантон, весь в крови, оторвался от трупа рубаки. Выдернул из плеча Доброту, эту жутко острую и прекрасную секиру, и когда Феба прыгнула, ощерив окровавленные клыки и выпростав лапы с выпущенными когтями, он со всей своей нечестивой силой метнул оружие ей навстречу.

Секира летела, свистя и мерцая вечноузлами на окровавленной стали; вращаясь, врезалась Фебе в грудь. Львица с ревом крутанулась прямо в воздухе, рухнула на мостки и заскользила по ним, оставляя кровавый след.

– Сука… – прошептал я.

Остановилась Феба у ног Дантона. Из ребер у нее торчала хозяйкина секира; львица еще попыталась встать, царапая когтями лаковый сапог, а Велленский Зверь ухватил ее за горло и поднял, обмякшую и подергивающуюся, в воздух. Потом он вырвал Доброту из раны Фебы, откуда тут же хлынула кровь, и бросил злополучное оружие за спину – в обрыв. Подняв львицу еще выше, он швырнул ее во двор, где тело ее разбилось о камень.

Я едва мог идти: ребра и рука сломаны, из раны в животе вывалились кишки. Рафа с Хлоей втащили Беллами в дверь для мертвых, и я вошел следом. Все порченые Дантона бежали за нами, как и было задумано. Я уже чуял резкий запах, молясь, чтобы Диор был готов захлопнуть нашу маленькую ловушку для червей. Привалившись к двери, обернулся и увидел вымокшего от крови Сирши и Фебы Дантона, который спрыгивает со стены.

Он улыбнулся мне. Его глаза чернели на фоне багряной маски, в которую превратилось его лицо.

– Дураком меня мнишь, де Леон, раз ждешь, что я попадусь на такую простую уловку.

Он вскинул руку, точно дирижер нечестивого оркестра, и по его немой команде порченые свернули с пути, которым мы отступили. Они не стали догонять нас через западный ход, а устремились к восточным, рассветным дверям. И вот они уже колотятся в них, и внутрь летят щепки. Голодный когтистый поток мертвого мяса хлынул-таки в узкий коридор…

…где в самом конце стоял Диор Лашанс, державший в руке зажженную сигариллу.

– Bonsoir[24]

, черви, – прошептал он.

Щелчком пальцев мальчишка отправил сигариллу в этакий самогонный аппарат и захлопнул за собой дверь. Пары в коридоре взорвались, рождая ревущее, испепеляющее пламя. Двери вышибло, Диора швырнуло на камни, и над головой у него, опаляя воздух, стрельнул длинный огненный язык. Заметались и попадали горящие порченые. Так мы в один миг спалили нежить Дантона.

Габриэль откинулся на спинку кресла и хрустнул костяшками пальцев.

– Как я и задумывал.

Жан-Франсуа перестал писать и выгнул бровь.

– Ты же говорил, что вы хотели поджечь западный коридор.

– Да, я всем так говорил. – Габриэль пожал плечами. – Атакуя вслепую, века не проживешь. Я же знал, что Дантон кому-нибудь в голову перед нападением влезет. Вот только умение читать чужие мысли не так уж и полезно, если эти мысли – сплошь обман. Товарищам – всем, кроме Диора, – я сообщил именно то, что хотел внушить врагу.

Историк коснулся пальцем губы и нехотя кивнул.

– Довольно умно, Угодник.

– А вот Дантон так не думал. В гневе он, идя по двору, ревел и сверкал зубами.

Войско обратилось в головешки, но сам принц почти не пострадал. У меня же сил не осталось, и Пьющая Пепел, покрытая кровью, едва держалась у меня в руке.

«Назад, Габриэль. Н-назад давай, назад, назад давай».

Я развернулся и поковылял во чрево собора.

Это было круглое помещение, заставленное рядами скамей, а в центре помещался каменный алтарь. Окружающие зал витражи были шириной всего в несколько дюймов, кроме одного – образа святого Гийома в северной стене. В одной руке мученик сжимал книгу, в другой – горящий факел. Рафа, Хлоя и Диор, упав на колени, окружили Беллами; руки у мальчишки были все в крови. На горле, запястьях и бедрах барда не осталось живого места, и Диор прижимал к ранам обагренные ладони.

– Бэл? – молил он. – БЕЛЛАМИ!

Взгляд барда был устремлен в потолок. И хотя кровь Диора однажды уже спасла его – она возвращала душу, отводя ее от грани смерти, – она оказалась мало полезна, когда душа уже отлетела. Я понял это, едва заглянув в пустые глаза Беллами.

– Нет, – шептала Хлоя. – Нет…

– Рафа. – Задыхаясь, я ввалился в зал.

– О Боже, – только и выдохнул священник, глянув мне за плечо.