Империя вампиров

Позади меня, окутанный тенью, стоял Дантон. Мрачный и забрызганный кровью, священник поднялся на ноги. И хотя Рафе было хорошо за шестьдесят, спина его ослабла, а кожа покрылась морщинами, в тот момент он казался, сука, великаном. И за верой в нем я увидел ярость, что горела огнем небесным, когда он вскинул руку с колесом. Полыхнул яркий серебристый свет, а я, проковыляв мимо священника, упал на колени прямо в лужу крови Беллами. Во мне бушевала жажда, и на короткий миг, всего лишь на секунду я готов был упасть в нее лицом, слизать ее с камня, точно нищий – хлебные крошки.

Диор встал с пола и зло бросил в сторону Дантона:

– Ублюдок сраный!

Мальчишка сделал было шаг вперед, но Хлоя в отчаянии одернула его:

– Диор, нет!

Велленский Зверь возвышался перед нами на фоне полыхающих тел. Старик Рафа, омываемый силой своего бога, гордо стоял перед ним, не зная страха. И так они смотрели друг на друга, священник и вампир, свет и тьма, пламя и тень, и ни один другому не уступал.

– Пат, – тихо произнес Дантон.

– Как может показаться только дураку, – ответил Рафа. – То есть тебе.

Вампир кровожадно и чувственно улыбнулся. Я видел лишь его лицо: хищный и лукавый взгляд; черные волосы зачесаны назад, вдовий пик открыт. Мертвенно-бледными и покрытыми кровью руками Дантон оправил шейный платок.

– И вот я, дурак, вижу их в твоей голове, священник.

Рафа молчал, колесо у него в руке так и сияло, однако Дантон скользнул вдоль границы света, точно голодный волк, стороной обходящий костер древнего человека.

– Всех этих мертвых братьев, – прошептал он. – Альфонс и Жан-Поль. Старый Тарик и маленький Джамал. Освежеванные и брошенные на поживу воронам. Не отправься ты на поиски Грааля, останься ты среди своих книжечек и словечек, инквизицию не спустили бы на твоих братьев.

Вампир грустно вздохнул.

– Они погибли из-за тебя.

Однако старик с вызовом покачал головой.

– Не смей произносить их имен. Не смей говорить со мной. Уши мои открыты лишь гласу Господа нашего Бога. Я есмь длань Его в юдоли земной, и веру мою в любовь Его не пошатнет ни на йоту ложь жалкого червя вроде тебя.

Священник шагнул вперед, и я с удивлением увидел, как заколебался Дантон.

– Убирайся, – зло бросил Рафа полным праведной ярости голосом. – Убирайся назад в бездну, что вскормила тебя, к отцу, породившему тебя без любви, и передай, что он может прислать хоть тысячу сыновей своих, но я всех до единого одолею. Господь – щит мой нерушимый. Он – воздух, наполняющий грудь мою, и кровь, что бежит по жилам моим. Нет у тебя власти надо мной.

Велленский Зверь сощурился и окровавленной рукой убрал со лба волосы.

– Так ты не боишься меня, священник?

– Нет.

Дантон улыбнулся мрачной и едкой улыбкой.

– Ну так отбрось колесико.

Рафа удивленно моргнул. Перевел взгляд с чудовища на священный символ у себя в руке. Я же смотрел то на одного, то на другого, истекая кровью, и, сломленный, чувствовал, как животе разворачивает свои кольца страх.

– Рафа… – шепотом позвал я.

– Господь – твой нерушимый щит? – прошипел Дантон. – Тогда Он наверняка не позволит жалкому червю коснуться тебя? Ну так отбрось это, священник. Сойдись со мной на ровных. Яви мне истинную силу. Яви мне бога, который не бросит на смерть возлюбленного слугу своего.

– О Дева-Матерь… – выдохнула Хлоя.

Рафа обернулся и встретился с ней взглядом. И вот тогда-то старик-священник совершил ошибку: отбрось он колесо, но сохрани бесстрашие, и Дантон – я знал это – сломался бы, как хрупкое стекло. Колесо ведь – просто вещь. По-настоящему важна была вера Рафы.

Однако священник поколебался. Усомнился. Испугался.

И свет его колеса стал меркнуть.

Сперва оно мигнуло – будто тень пролетела на фоне черного солнца, – но глаза священника расширились. Рука дрогнула. Он посмотрел на вампира: тот больше не сжимался, а гордо выпрямился, и на его рубиновых губах расцвела голодная улыбка.

– Назад! – вскричал Рафа. – Именем Бога, приказываю тебе!

Тощий, весь покрытый кровью, Дантон запрокинул голову и расхохотался. Он сделал шаг вперед, а Рафа – назад. Шаг за шагом колесо тускнело все больше. Хлоя в ужасе застонала, Диор тихо выругался, и вот наконец бледный свет совсем померк. С ним угасла и наша последняя надежда; меня охватило уныние.

Велленский Зверь протянул длинные когтистые пальцы к колесу в руке Рафы и сжал его, невзирая на то, что кожа его зашипела. Смял серебряный круг. Рафа открыл было рот – то ли для молитвы, то ли для проклятия, но Зверь схватил его за плечо, и когда тот закричал: «Господи, спаси!», распахнул пасть и впился клыками в шею.

– Рафа! – взвизгнула Хлоя, Диор взревел: «НЕТ!», а я, скрипя зубами и глотая собственную кровь, насилу поднялся на ноги. Пал наш последний бастион: священник постанывал под чарами поцелуя; он вскинул руки и, словно утопающий, что цепляется за плавник, обнял тварь, которая его убивала. Хлоя с гневным ревом подняла сребросталь, но я схватил ее, не давая прыгнуть на тот же погребальный костер.

– Хлоя, он тебя убьет!