Я уставился на Аарона, этого завистливого высокородного козла, которого так презирал. Прежде я думал, что между нами нет ничего общего, кроме проклятия бледной крови, но мы были схожи еще в одном: оба ненавидим растивших нас мужчин.
И все же я не нашел в себе сочувствия к нему. Из-за ревности этого козла погибла сестра Ифе, и посему вместо сострадания я ощущал к этому лицемеру одну лишь ненависть.
– Как бы то ни было, де Косте, если Серорук увидит, как ты вдрызг напиваешься, он тебе, сука, так вмажет…
– Заботишься о моем благополучии? – Аарон потянулся за очередным бокалом. – Я тронут.
Я отобрал у него вино.
– Мне насрать на твое благополучие, высокомерный ты козел. Мы здесь на охоте, и твоя нерасторопность может стоить мне жизни.
– О нет, то-то будет жалость.
– А тебе бы этого хотелось, да? Чтобы наша добыча избавила тебя от хлопот? Знаю я, что ты задумал, гад.
Аарон закатил глаза:
– Боже, да что ты там лопочешь?
Я опомниться не успел, как обвинения сорвались с моего языка:
– Я все видел.
– Что ты видел?
Да, глупо было вспоминать о покушении сейчас, но я рассвирепел, и если этот пес безродный точил на меня зуб, я хотел выяснить это наверняка. Пусть знает, что я его раскусил.
– В ту ночь, когда ля Кур и те двое порченых напали на меня в конюшне, – зло шептал я, – в ночь, когда убили Ифе, я видел, как ты тайком, словно вор, выходишь из оружейной. Той самой оружейной, откуда вскоре улизнула ля Кур. Совпадение?
Мои слова попали в цель: в глазах Аарона вспыхнула искра чистейшего гнева. Мгновение мне казалось, что вот сейчас он схватится за сребростальной кинжал у себя под дублетом. Это открыто читалось у него на лице, и Бог тому свидетель.
Подонок захотел убить меня.
Но потом…
Потом…
Мы ощутили ее.
IV. Вороненок
Ощущение накрыло меня, словно сон в конце тихого дня. По шее пробежал озноб. Аарон тоже почувствовал это, он смотрел прямо в толпу барышень, среди которых – там, где мгновение назад еще никого не было, – возникла, словно сгустившись из теней, она. У меня замерло сердце.
Как сама тишина. Как сухие опавшие листья. Как кровавое пятно, растекающееся по паркету. Как капля горячего воска, упавшая на голую кожу. Как первые движения язычком твоей возлюбленной в твоем сладострастно распахнутом рте.
Она носила багряное. Длинное пышное платье – корсаж и кружева, – как у невесты, только насквозь пропитанное кровью. Она не выбеливала кожу краской, как женщины вокруг, она сама была белой и гладкой, словно превосходный алебастр. Рыжие волосы языками пламени спускались по обнаженным плечам и до самой талии. Она следила за танцующими с границы освещенной части паркета черными, точно адская бездна, глазами.
– Господи всемогущий… – еле слышно произнес я.
Она не видела людей – лишь пищу.
– «И узрел я деву бледную, – пробормотали у нас за спиной. – Глаза ее были черны, аки небо полуночное, а кожа холодна, аки снег зимний, а в руках ее зиждились кошмары всех детей малых, всех отроков трепещущих, пришедшие в силе своей на мир бодрствующий».
– «И имя ей было Смерть», – прошептал Аарон.
Позади нас в тени стоял Серорук. Бледно-зелеными глазами – налитыми кровью после трубки санктуса, которую, видно, успел уже выкурить, – он следил за вновь прибывшей.
– Слов из книги Скорбей не хватает, чтобы описать ее, правда?
– И даже баек, которые мы слышали по дороге. – Я снова посмотрел на вампиршу; во рту меня совсем пересохло. – Великий Спаситель, никогда еще таких не видел.
– Старожил, – кивнул Серорук. – Нет на земле добычи опасней.
Мы молча следили, как чудовище просачивается сквозь толпу. Мир вокруг нее словно бы бледнел. Какой-то миловидный франт сложился перед ней в поклоне – муха приглашала паука на танец. Вампирша со смехом позволила аристократишке увлечь себя на паркет, а юноша и не видел совсем, какая это опасность: не только для плоти, но и для самой души.
Подошел Талон, и мы с Аароном встали. Серафим, следивший за вампиршей в танце, раскраснелся, его глаза налились кровью.
– Боже Всемогущий, вот это чудовище.
– Навязывать ей драку здесь, – Аарон оглядел бальную залу, поискав сперва свою хорошенькую кузину, а потом прекрасную мама, – значит подвергнуть опасности всех, кто тут собрался.
– Они и так в опасности, – ответил я, не сводя глаз с добычи.
– Де Косте прав, – часто дыша, заметил Талон. – Стоило мне посмотреть на нее… стало ясно, что драться здесь нельзя. Танец с дьяволом в такой толпе обернется бойней.
– Какой тогда у нас план, серафим? – спросил Серорук.