Империя вампиров

Красноглазые, Серорук с Талоном переглянулись. Наставник еще крепче стиснул рукоять меча: я чувствовал, что он собирался довести начатое до конца, но вот он оглядел знать и солдат и снова посмотрел на Аарона.

– Лучше молись Богу, инициат де Леон, чтобы де Косте оказался прав, – прорычал мастер. – Ведь если то чудовище и ее выводок уйдут от нас, то всякое убийство, свершенное ими после, запятнает твою душу. И что бы ни случилось сегодня, по возвращении в Сан-Мишон тебя ждет расплата. Попомни мои слова, малец: больше тебе учеником со мной на охоту не ходить.

Я понурил голову и медленно кивнул.

– Oui, наставник.

Серорук убрал меч в ножны, а Талон, сверкая красными как кровь глазами, вернулся в замок.

– Снаряжайтесь, братья. Нам предстоит убить пиявку.

V. Эпоха падения

Мы с Ароном лежали на крыше дома в Серебряной аллее и наблюдали за улицей: она была забита гуляками, но музыка и смех тонули в шуме близлежащего водопада. А вот имение напротив нас тонуло во тьме и оставалось неестественно тихим. Рядом, следя за мной, точно ястреб, сидел на флюгере Лучник.

Жан-Франсуа скривил губы.

– Сокол следил за тобой, точно ястреб? Честное слово, де Леон, твое словостряпчество – это просто чудо из чудес.

– Моя история, холоднокровка. Как хочу, так и рассказываю. – Габриэль допил вино и утер губы. – И, к твоему сведению, нет такого слова – «словостряпчество».

– Как и «шлюхородие», но я же не жалуюсь.

– Странно, а сейчас ты что делаешь? Ну так как, рассказывать мне свою историю или нет?

Жан-Франсуа вздохнул.

– Изволь, Угодник.

Габриэль наполнил бокал и постучал себя пальцем по подбородку.

– Итак… Мы не знали, вернулась ли Лункуа в поместье после инцидента в замке, но другой зацепки у нас не было.

Аарон следил за домом, набивая трубку санктусом, который ему выдал Серорук. Глядя же, как он чиркает огнивом и глубоко затягивается, я терзался виной. Снова подумал, не прав ли наш наставник: вдруг я, ослушавшись приказа, спас одну жизнь ценой сотен других?

Но еще больше терзала меня другая вина: если де Косте и правда подстроил покушение в конюшне Сан-Мишона, то с какой стати ему было за меня заступаться? Если ему и в самом деле хотелось моей смерти, мог бы молча смотреть, как наставник обрушит на меня меч. И пусть мне хотелось оказаться правым…

Похоже, я насчет барчука ошибался.

И ля Кур выпустил кто-то другой.

Или же она правда сама вырвалась на свободу, как и предполагал Талон.

Тогда какого хрена Аарон ошивался в оружейной той ночью?

Наконец барчук открыл налитые красным глаза, зрачки в которых почти полностью вытеснили радужки. Он передал трубку мне, и я кивнул.

– Merci.

– Пожалуйста, пейзан.

– Нет… за то, что… заступился за меня перед Сероруком. Merci, де Косте.

Аарон снова обратил свой взор на поместье и задышал, словно скаковой конь. Зато санктус, похоже, его хотя бы отрезвил.

– Ты болван, де Леон. Упрямый осел, считающий себя лучше тех, кто охотится за этими тварями уже много лет. Тщеславие тебя и погубит. – Он коротко взглянул на меня. – Но ты спас жизнь моей кузине. Семья есть семья. Давай поживее, они уже выступили.

Аарон дело говорил: к кованой ограде поместья приближались темные фигуры Серорука и Талона. И вот я наполнил свои легкие дымом из бурлящей чашечки: он запел во мне, заиграл, отзываясь в каждой моей частичке и раскрываясь во всей полноте. Мы тоже снялись с места, двигаясь мимо пораженных гуляк, с факелами в руках и сребросталью наготове, штормовым ветром подлетели к дверям и сорвали их с петель.

Кровь на ковре и на стенах. Мертвый слуга на шезлонге. Мы шли через дом, и свет факелов играл в хрустале люстр. Серорук с Талоном облачились в серебро, сбросив одежды, но их эгиды пока не сияли. Не чувствовал я тепла и в своих нательных рисунках. Серорук спустился в погреба, а Талон остался прочесывать нижние этажи. Мы с Аароном бок о бок поднялись наверх по пышной лестнице.

Мы разделились, осматривая дом. Я вломился в хозяйскую спальню и застал там на забрызганных красным шелковых простынях престарелую женщину. Ее убили уже давно, предотвратить это я бы уже не успел, но чудовища, погубившие хозяев дома, все еще разгуливали на свободе. С каждой минутой росла уверенность в том, что они от нас ускользнули; с каждым шагом сильнее давил на меня груз вины за жизни тех, кого они убьют завтра и послезавтра ночью.

Закричал Аарон, потом раздался звук удара. Резко развернувшись, я вылетел в коридор и, пробежав по нему, ворвался в роскошно обставленный кабинет. Там на полу де Косте боролся с дюжим зюдхеймцем. Этот малый был вдвое крупней Аарона, да к тому же раб вампира, и де Косте, даже несмотря на дозу санктуса, приходилось несладко. Тогда я ударил мужчину ногой в голову и выкрутил ему руку. Аарон схватил его за горло и, глядя в глаза, зашипел:

– Тихо давай.

Раб застонал, пытаясь сопротивляться принуждению, но к тому времени подоспели Серорук с Талоном. Зюдхеймца присмирили: мы с Талоном держали его за руки, а Серорук сел ему на грудь и приставил серебряный кинжал к его горлу.

– Слезь с меня, свинья божья! – взревел раб.