Империя вампиров

Взглянув на белых воронов, летевших на запад, я с ужасающей определенностью понял, куда именно они направляются. И к кому. Лев у меня на груди и семиконечная звезда на ладони полыхали божественным жаром, согревая мою кровь. Сколь бы ни были эти твари пугающими и потусторонними, они сощурились, когда мы стали окружать их. Юноша оскалился и тихо зашипел сквозь клыки.

– Много ночей спешил ты по моему следу, – прошептала женщина Сероруку. – Я ощущала тебя, как с трепетом ощущают нежный поцелуй в затылок. И вот ты здесь, мой прекрасный охотник.

Она протянула к нему руки.

– Поцелуй меня.

– Господь – щит мой нерушимый, – зло бросил Серорук. – Он – пламень, сжигающий всякую тьму. Он – буря, что вознесет меня в рай.

Угодник сделал шаг вперед, а вампирша попятилась. Она опустила голову, ее ресницы трепетали так, словно она упивалась болью, причиняемой священным светом. Рубиновые губы изогнулись в улыбке, почти… любящей.

– Я знаю вас, угодники. Талон де Монфор, Аарон де Косте, Габриэль де Леон.

– Не слушайте ее, – предупредил Талон.

– Коли мне открылись имена ваши, не желали бы вы узнать мое? – Улыбаясь Сероруку, она провела руками по бледным округлостям грудей и коснулась бедер. – Какое имя станешь ты шептать в ответ, Арамис Шарпантье, когда я полюблю тебя?

– Твое имя мы знаем. Лункуа? Вороненок? Не самая трудная загадка, Восс.

Чудовище лукаво, криво улыбнулось и произнесло кредо своего рода:

– Все падут на колени, добрый брат.

С убийственной быстротой вампирша кинулась на Серорука. Из-за света она щурилась, скалилась, но все равно атаковала молниеносно. Серорук ахнул, откидываясь, уходя от удара по горлу алмазно твердыми когтями. Второй ее удар пришелся в грудь – мертвая плоть зашипела, но Серорук все же отлетел назад, будто мешок с перьями. Я вскрикнул, когда наставник врезался в перила, кроша камень, и рухнул на колени.

Однако Серорук в мгновение ока вскочил на ноги и устремился к Лункуа. Но и ее отпрыск действовал с быстротой змеиного языка. Одной рукой он вытащил из-под дублета жуткого вида кинжал, в другой сжал пистолет. Я вскрикнул, когда вампир спустил курок – и Аарон, получив пулю в грудь, отлетел в сторону. А потом юноша бросился на меня, поднырнул под брошенную мной серебряную бомбу и превратился в силуэт на фоне взрыва. Я отступил, кружась как в танце и держа его на расстоянии при помощи Львиного Когтя. Серафим Талон в это время атаковал Лункуа со спины.

Память мышц делала свое дело: сказывались бесчисленные часы, проведенные в тренировочных поединках, к тому же в жилах у меня звучал кровогимн. Но сейчас я сражался с врагами, о которых мне доводилось только слышать. Они были быстры, как ураган: прекрасный мертвый юноша болезненно морщился от света наших татуировок, но все же не отступал. Я метнул в него еще бомбу и полоснул мечом, вкладывая в удар всю силу. Львиный Коготь обрушился на шею вампира, но его плоть была как камень, а кинжал в руке напоминал ртуть – я не успел парировать.

Пошатнувшись, я рухнул на плитняк, рот наполнился кровью. На меня упала тень Адриена, и смерть простерла ко мне свою руку… однако плоть вампирова запястья треснула стеклом, когда Аарон обрушил на нее удар меча. Адриен зашипел, уворачиваясь от горящего факела, которым де Косте ткнул его в грудь. Аарон снова атаковал, рубя сребросталью юношу по лицу и срезав кончики его черных локонов. Вампир метнулся назад, прижимая одну руку к окровавленному лицу, а в другой все еще держа кинжал. Де Косте встал рядом со мной, прикрывая, и в его глазах отразилось пламя факела. На груди барчука зияла рваная рана, а ангелы на руках светились серебром.

– Ты как? – прошипел он, не сводя глаз с обозленного юноши.

Опустив взгляд на свой живот, я увидел с дюжину ран, оставленных Адриеном.

– Т-так себе.

– Отдыхай, пейзан, – усмехнулся де Косте и сплюнул кровью. – Этот танец за мной.

Аарон бросился на вампира, и вдвоем они задвигались в серебряном свете, точно вода и бледная тень. Обернувшись, я увидел размытые фигуры Серорука и Талона, сцепившихся со старожилом. В воздухе висела вонь игниса и серебряного щелока; рвались бомбы, сверкали кистени и мечи. Женщина мелькала между ними, словно красный нож: только платье, волосы и губы выделялись своим цветом в серебристом сиянии.

– Назад! – проорал, вспарывая воздух, Серорук.

– Скажи «пожалуйста», – улыбнулась пиявка, рассекая ему руку своими страшными когтями.

– Мы – свет в ночи! – вскричал Талон, обрушивая на нее удар кистенем. – Мы пламя, что бушует между этим миром и его концом!

– Ну так поцелуй меня, охотник, и увидим, кто из нас сгорит.

Лункуа вырвала из ограды латунную статую и взмахнула ею, как дубиной. Серорук от ее удара отлетел в сторону, без чувств и истекая кровью. Лункуа же метнула статую, словно копье. Талон вскрикнул, когда снаряд ударил в него и прибил к ограде с такой силой, от которой обычный смертный скончался бы.