Инкарнационный реализм Достоевского. В поисках Христа в Карамазовых

Задачей этой книги об Алеше Карамазове стало внимательное изучение «арсенала возможностей» одной вымышленной личности. Как старательно подчеркивает Пол Контино в заключительном разделе седьмой главы, последовательно раскрывая нам события последнего из описанных в романе дней в жизни Алеши, судьба Илюши в романе ужасна и незаслуженна. Достоевский с ходу отвергает идею символически вписать ее в теодицею — рамки, излюбленные в романе братом Иваном и безжалостно им эстетизированные. «Теодицея придает ужасной, мучительной смерти рациональную цель», — пишет Контино. Такое невозможно и недопустимо. Вспомним мудрые слова, сказанные в «Лавре» старцем в Иерусалиме паломнику Арсению: «Знание — покой, а вера — движение». В модификации этой идеи, предложенной Контино, благоразумие, всегда направленное на постижение неизвестных конкретных деталей, должно быть «дальновидным» и в то же время «готовым к неожиданному». Контино толкует благоразумие по Фоме Аквинскому, я же, вслед за Денисом Тернером, называю ее «истинным желанием», поэтому позвольте мне закончить цитатой с более ранней страницы шедевра Аквината, где он подробно рассуждает о добродетелях: «Рассудительность есть знание о том, к чему стремиться и чего избегать», — пишет Фома, цитируя Блаженного Августина — позволяющее разуму рассуждать разумно, а воле — делать выбор [Фома Аквинский 2002–2015, II–II–II: 5]. Страсть и драматизм «Братьев Карамазовых» — а это и роман Достоевского, и его сценические воплощения-адаптации, и проявления его влияния в более поздней художественной литературе, от Лукаша до Водолазкина, — заключаются в том, что каждый персонаж медленно открывает для себя собственные истинные желания, знания, к чему стремиться и чего избегать, в общении с другими, за кого он несет ответственность. Дар Алеши, по мнению Контино, заключается в укреплении благоразумия путем милосердных деяний. Если эти другие вообще способны к личностному росту, они вырастут и примут этот дар.

Приложение I

Читатели-католики о «Братьях Карамазовых»

Мартин Шин: «В тот период очень, очень легкой ранимости я был в Париже, где встретил старого и очень дорогого друга, ставшего моим наставником; это был Терренс Малик, который жил в Париже чуть ли не на нелегальном положении. Думаю, он находился в том же процессе исканий, что и я. Но он увидел мою внутреннюю борьбу и стал моим духовным наставником, если не сказать больше. <…> [О]н постоянно подпитывал меня. Говорил: „Ну, Мартин, думаю, ты готов к этому“. И снабжал меня чтением. Мы обсуждали прочитанное. А затем он давал мне новую книгу. Думаю, последним этапом моих исканий стали „Братья Карамазовы“, вот. И они сработали. Зацепили меня так, как я и представить себе не мог. Я не спал ночами. Читал их целую неделю. В них было более 1000 страниц. [Смеется.] А закончил я их… нет, совершенно точно помню, первого мая, в Европе это большой праздник. Как наш День труда. И в тот день у меня был выходной. Я дочитал их накануне вечером и понял, что нужно что-то сделать с тем, что сидело внутри меня, держа меня на перепутье, найти дорогу, от которой будет зависеть моя жизнь. Нужно было ответить на вопрос: куда двигаться дальше? И я взял — жил я тогда на левом берегу — и дошел до маленькой католической церкви. Как я потом узнал, единственной во Франции, где все на английском. Той, где принял католичество Оскар Уайльд. Как потом выяснилось. [Смеется.

] И я сказал: „Ну, кажется, я пришел куда надо“. Да, я вернулся в католичество, и это стало самым радостным событием в моей жизни, ведь я понял, что обрел самого себя. И, если уж говорить начистоту, за все эти годы эта радость никуда не делась. Мой медовый месяц продолжается. [Смеется.] Вот так-то»[345].

Дороти Дэй

: «Порой жизнь так тяжела, что мы по глупости считаем себя мучениками, ибо нам кажется, что мы буквально разделяем страдания тех, кому служим. Полезно вспомнить — вобрать в наши болящие сердца — изречение отца Зосимы:

„Любовь деятельная сравнительно с мечтательною есть дело жестокое и устрашающее“»[346].

Томас Мёртон, из письма другому поэту-католику Чеславу Милошу: «Ответ — единственный ответ, который мне известен, это ответ, данный старцем Зосимой из „Братьев Карамазовых“: быть ответственным за всех, взять на себя всю вину, — но я не знаю, что это означает. Это звучит романтично, и я верю, что этот ответ правильный»[347]

.

Уокер Перси о «Братьях Карамазовых»: «Возможно, это лучший из всех когда-либо написанных романов»[348].

Ханс Кюнг о «Братьях Карамазовых», которых он называет «величайшим произведением» Достоевского: «Возможно, и здесь этот безупречно прозорливый с психологической и богословской точек зрения автор глубже других понял значение Иисуса» [Küng 1984: 142–143].