Инквизиция, ересь и колдовство. «Молот ведьм»

К.С. Мэккей обращает внимание на то, что при подготовке к печати своего главного труда Генрих Инститорис исправил все разночтения в пользу процедур, описанных в Directorium Inquisitorum. Это может свидетельствовать о том, что либо Инститорис не взял с собой сочинения Эймериха в Инсбрук, либо же не сохранил для себя копию Memorandum после отъезда из города и был вынужден восстанавливать текст, что называется, с чистого листа.

«Новый трактат о чудесном таинстве евхаристии, что явилось в образе дитя из плоти и крови в освященной гостии»[143]

представляет собой небольшой (около 60 печатных страниц), но сложно организованный схоластический текст с большим количеством обсуждаемых вопросов. Т. Херциг предполагает, что Инститорис в этом сочинении осуждает доктринальные ошибки жившего в XI в. монаха Беренгария (или Беренгара) Турского (Berengarius Turonensis, ок. 1000–1088 гг.)[144]. Последний в ходе диспута на основании неких логических постулатов отрицал, что вкушаемые в ходе таинства Евхаристии хлеб и вино «сущностно превращаются» (пресуществляются) в тело и кровь Христовы[145]. Идеи Беренгария были осуждены Римским церковным собором в 1050 г., а позднее, в 1079 г., церковные иерархи потребовали от него подписать специальный документ, в котором тот должен был подтвердить свою веру в сущностное превращение хлеба и вина в тело и кровь Христа.

Здесь скрывается определенный парадокс, поскольку этот диспут, с точки зрения Церкви, был закончен тогда же, в XI в. — пусть и не в ходе дискуссии, а через применение административного принуждения. Если гипотеза, выдвинутая Т. Херциг, верна, мы можем лучше представить логику Инститориса. Возвращаясь к столь давнему спору, он, по всей видимости, реагировал на сформулированные схожим образом тезисы знакомых ему еретиков XV в., вальденсов и (или) гуситов. Однако у этой версии есть определенные сложности. В отличие от других полемических сочинений «брата Генриха из Шлеттштадта» здесь сравнительно мало внимания уделено тезисам оппонентов, а Беренгарий не упоминается напрямую. Весь текст в большей степени посвящен детальному обсуждению отдельных аспектов чуда пресуществления. Например, таких как значение специфических свойств белого хлеба (alba panis

) или возможность увидеть таинство глазами либо человека, либо сверхъестественного существа[146].

«Различные трактаты со многими проповедями против четырех новейших ошибок, восходящих к наибожественнейшему таинству Евхаристии»[147] — авторский сборник, включающий в себя два сочинения. Первое из них, Tractatus erroneus de eucharistia sit sub conconditione adoranda omni loco et tempore

(«Трактат ошибочный (?) об евхаристии, да будет она почитаема от сотворения во всяком месте и [во все] времена»), является своего рода продолжением ранее написанного «Нового трактата о чудесном таинстве Евхаристии…». Слово erroneous подразумевало, скорее всего, «посвященный ошибкам» или «разоблачающий ошибки».

Помимо трактата в сборник вошло сочинение Opus sermonum («Труд с проповедями»), которое включает в себя три части, посвященные всестороннему обсуждению сугубо богословских аспектов толкования Евхаристии.

Первая часть включает в себя одиннадцать проповедей об истории таинства, начиная с обсуждения ветхозаветных прообразов (например, является ли таковым манна небесная).

Вторая — это девятнадцать проповедей о «сущности таинства», в ней обсуждается целый ряд вопросов — от полемики с гуситами до тонкостей процесса богослужения.

И, наконец, третья часть объединяет в себе шесть проповедей о различных трудностях толкования таинства.

Шестая проповедь второй части затрагивает horribilia, «ужасы» злонамеренного колдовства — подробнее мы остановимся на ней несколько позднее, когда будем говорить о деятельности Генриха Инститориса в качестве проповедника (см. Главу 2.2). Выбор автором латинского языка, равно как и специфической узкой темы, приближает Opus Sermonum к схоластическому трактату, стилизованному под сборник проповедей.

Это сочинение, как мне представляется, было адресовано literati, образованным людям, поскольку столь детальное обсуждение одного-единственного таинства не могло быть интересно мирянам. Как бы то ни было, мы можем с большей долей уверенности определить ту аудиторию, на которую ориентировался составитель «Труда с проповедями» благодаря исследованиям А.Я. Гуревича. Проповеди на латыни, указывал ученый, произносились только перед лицами духовного звания, причем в достаточно подготовленной аудитории[148].