В целом, результативность своей деятельности в Констанцском диоцезе сам Инститорис оценивал высоко — «не менее сорока восьми [обвиняемых] за пять лет было предано огню» (non minus quam xl et octo in quinque annis igni tradite fuerunt
)[179]. Вопреки этому гордому заявлению «брата Генриха из Шлеттштадта», в историографии содержатся более осторожные оценки[180].Ведовской процесс в тирольском городе Инсбрук стал первым (и последним), в котором Инститорис действовал на основании буллы Иннокентия VIII Summis desiderantes affectibus
[181]. Первоначально круг подозреваемых охватывал пятьдесят человек, в их числе было сорок восемь женщин и двое мужчин. В дальнейшем, после проведения предварительного следствия, которое проходило с 9 августа по 14 сентября, процесс развивался только против семи обвиняемых женщин. В их числе оказались три сестры — Барбара Зелахин (Barbara Selachin), Барбара Хюфейзен (Barbara Hufeysen), Розина Хохвартин (Rosina Hochwartin) и их мать Барбара Рёзлин (Barbara Röslin), а также Агнес Шнайдерин (Agnes Sneiderin), Хелена Шоберин (Helena Scheuberin) и Барбара Флиглин (Barbara Pflieglin).Допросы проходили в течение октября 1485 г. и закончились громким скандалом 31 числа того же месяца из-за специфических вопросов «брата Генриха из Шлеттштадта» относительно подробностей сексуальной жизни главной подозреваемой Хелены Шоберин (подробнее — см. Главу 3.2).
Обвинение развалилось как несостоятельное, после чего все обвиняемые были отпущены под ответственность поручителей из числа родственников, должностных лиц и горожан Инсбрука с условием вернуться в суд по первому требованию в случае возобновления процесса.
Финальным эпизодом этой истории стало письмо епископа Бриксена Георга Гольсера к Инститорису от 8 февраля 1486 г. Он рекомендовал инквизитору вернуться «в свой монастырь» (ad suum monasterium
), поскольку «есть опасения, как бы супруги жён или друзья не причинили вреда Вам, [достопочтенный] отец» (Verendum est, ne mariti mulierum vel amici possent paternitatem vestram offendere, — обращение с оборотом paternitatem vestram означает буквально «Вашему отечеству» по аналогии с «Вашей светлости»)[182]. Последнюю фразу следует понимать буквально, поскольку незавершенность судебного процесса не оставляла возможности для примирения сторон[183].После вынужденного прекращения инсбрукского дела Генрих Инститорис в большой спешке принялся за написание Malleus Maleficarum
, обширного трактата, обосновывавшего необходимость преследования ведьм. Книга должна была преодолеть ущерб, нанесенный репутации инквизитора еретического нечестия. Текст был готов по истечении года, но какое-то время «брат Генрих из Шлеттштадта» должен был потратить на сам процесс публикации (обстоятельства публикации мы уже рассматривали в Главе 1.1).В 1491 г. Инститорис в торжественной обстановке преподнес бургомистру и членам Городского совета Нюрнберга краткое руководство по ведению дел о злонамеренном колдовстве (maleficia
), адаптированное под местные правовые особенности. Книга была написана с учетом практически полной автономности местной судебной системы от епископской администрации и адресована напрямую светским судьям.Обстоятельства этого события не ясны до конца, но можно предположить, что нюрнбергская бюрократия, опасаясь распространения слухов о злонамеренном колдовстве в стенах вольного имперского города, воспользовалась особыми отношениями с орденом доминиканцев и обратилась к Инститорису напрямую за консультацией. Практических последствий это событие не имело, но обе стороны продемонстрировали взаимное признание и уважение. А это имело большое значение в политической плоскости: богатейший город империи показал, что интересуется новой угрозой для христианского мира, а Инститорис с этого момента мог ссылаться на свой особый статус и востребованность как эксперта.
В своей «Книге», составленной для Городского совета Нюрнберга, Инститорис не без хвастовства указывал, «что больше двух сотен [подозреваемых в колдовстве] прошло через мой инквизиционный суд» (vber zwo hundert sein durch mein ersuohung gericht
). Фактически в это время он уже активно не занимался преследованиями, сосредоточившись на вопросах богословского и политического характера. Возможно, что именно с политической точки зрения следует оценивать фразу о более чем двухстах обвиняемых — как достойный итог деятельности на этом поприще. Однако само по себе это — равно как и любое другое — заявление нельзя принимать на веру. У нас есть все основания сомневаться в том, насколько аккуратно «брат Генрих из Шлеттштадта» обращался с большими числами.