Инквизиция, ересь и колдовство. «Молот ведьм»

Перед нами фрагмент латинской проповеди Генриха Инститориса из сочинения Opus sermonum, увидевшего свет в авторском сборнике под названием «Разные трактаты со многими проповедями против четырех новейших ошибок относительно божественнейшего таинства Евхаристии»[191]. Описание «ужасов» (horribilia) колдовства появляется во второй части сборника, посвященной сущности таинства (de essentia sacramenti), шестая «проповедь» которой номинально содержит размышления на отвлеченную проблему из области богословия — «Почему чудесный образ является не одинаковыми, но различными способами и почему тогда бывает перемена только лишь с глазами видевших»

[192].

Обсуждение «механики» чуда затрагивает аспект участия в нем добрых или злых ангелов (Ministerio bonorum et malorum angelorum). В конце эта «проповедь» переходит на обсуждение вопроса «изменения чувства» (immutatio sensuum) посредством дьявольских происков[193]. Далее Инститорис обрушивается на тезис своих оппонентов, гласивший, что колдуны не могут портить людей, скот и плоды земли иначе, чем в воображении, и в реальности не могут нанести вреда[194]

.

Учитывая специфический характер проповеди как жанра средневековой словесности, объединявшей в «противоречивом синтезе» элементы фольклорной традиции с церковной догмой и постулатами христианской этики[195], опыты автора Malleus Maleficarum в качестве проповедника представляют существенный интерес. На протяжении XV в. злонамеренное колдовство (maleficia) обсуждалось не только на страницах демонологических трактатов, но также становилось темой для проповедей, с которыми обращались к широкой аудитории деятели католической церкви. Об опасностях, связанных с этим проявлением суеверия, предупреждали свою паству францисканец Бернадин Сиенский и епископ Бриксена Николай Кузанский. Причем их оценки самого явления и, следовательно, наставления верующим оказались диаметрально противоположными.

Это обстоятельство важно для нас, поскольку мы должны помнить, что Генрих Инститорис как инквизитор еретического нечестия на практике действовал в близких условиях. Malleus Maleficarum был написан уже после того, как завершилось большинство ведовских процессов с участием его автора, и каждому из них должна была предшествовать проповедь.

Об этом прямо свидетельствует булла папы Иннокентия VIII Summis desiderantes affectibus, в числе прочего дававшая инквизитору при осуществлении его деятельности право «слово Бога истинного народу… проповедовать и излагать» (verbum dei fideli populo… proponere et predicare)[196]. Цитируемый здесь отрывок из «Труда с проповедями» содержит отсылку к указанному документу (per patentem bullam Jnnocentij octavi)[197]

. Данное обстоятельство говорит нам о переработке Инститорисом в этом сочинении своих подлинных проповедей о злонамеренном колдовстве (maleficia). Кроме того, отдельная глава Malleus Maleficarum (MM I, 18) была посвящена обсуждению способов проповеди против возможных возражений мирян.

По всей видимости, отрывок, посвященный ведьмам, попал в Opus sermonum из практики Генриха Инститориса и представляет собой латинскую переработку тезисов, при помощи которых он должен был убеждать в реальности преступлений ведьм жителей тех мест, где проходила его деятельность как инквизитора.

Как показывает исследование К. Гинзбурга о проповеди Николая Кузанского, сама ситуация с переводом на латинский язык с большей или меньшей переработкой исходных тезисов не является уникальной[198]. Это позволяет нам проверить наблюдение выдающегося итальянского историка на интересующем нас отрывке из Opus sermonum.

Помимо перевода на латынь большое влияние на исходные тезисы оказывают контексты богословских рассуждений. Как мы видели выше, центральное место в концепции «Труда с проповедями» занимают рассуждения о природе таинства Евхаристии и сопутствующие вопросы вплоть до участия ангелов в чудесах.