Центральное место в этом вопросе занимает история колдуна, путешествовавшего верхом на волке в «наше время, когда мы [т. е. — Шатц и Молитор] были молоды и вместе обучались свободным искусствам»[377]
. Заключалась она в том, что некий крестьянин был привлечен к суду в Констанце (daz zwen man vor dem lantgericht zů costenz in recht seien gestanden) по обвинениям соседей в том, что он является колдуном (quem maleficum asseruit/ hatt wieder selb ein hex vnd vnhold sein solte) и ездит на волке (idem rusticus super lupum quendam equitans /vnd er im begegnet wär auf ainem wolf reitende). Истец жаловался на то, что стал хром и болен (wurd der kleger lam vnd kranck). Обвиняемый вину отрицал (Ille negauit/Er was der klag abred) Однако был уличен свидетелями (Per testes/Durch gezeügen) и приговорен к сожжению[378].Этот нарратив резко выделяется в системе аргументации Ульриха Молитора, отдававшего явное предпочтение наследию классических авторов и стремившегося избегать сведений, полученных в ходе процессов против ведьм. Возможно, это объясняется тем, что приведенная история «колдуна, ездящего на волке» хорошо иллюстрирует тезис канона Episcopi
о способе перемещений свиты богини язычников Дианы «верхом на неких зверях» (equitare super quasdam bestias)[379]. С той поправкой, что канон осуждал эти образы как дьявольские фантазмы, тогда как Молитор, наоборот, скорее подкреплял веру в них случаем из судебной практики[380]. Парадоксальным образом автор трактата продемонстрировал лояльность позиции канона в конце сочинения, категорически заявляя в четвертом заключении, что подобные «злые женщины» не путешествуют через неизмеримые расстояния в тишине ночной[381].
Ведьма и дьявол. Гравюра из трактата Ульриха Молитора в издании Иоганна Отмара. Рейтлинген, ок. 1489
Наконец, самой популярной и постоянно повторяющейся темой является обсуждение возможности плотских отношений человека и демона. Capitula presentis tractatus
отводит два специальных вопроса в латинском варианте: шестой — «Может ли дьявол в образе человека сочетаться с такими женами-ведьмами в качестве инкуба»[382] и седьмой — «Возможно ли рождение детей из такой связи»[383].Немецкий вариант Capitela vnd fragstuck dieses tractatus
более лаконичен и содержит только один вопрос на ту же тему — «Может ли злой дух наяву принимать мужское обличье с низкими злыми женами и развратничать с ними»[384]. При этом собственно текст сочинения, как в латинском, так и немецком вариантах, демонстрирует три обращения к данной проблематике. Она появляется в пятой, шестой и десятой главах.В пятой главе от лица Конрада Шатца утверждается, что никто не сомневается в способности дьявола появляться в образе человека[385]
. В качестве подтверждения приводятся жития святых (св. Мартина, Антония, Элигия). Далее следует реплика Сигизмунда Габсбурга, предлагающего перейти уже ко второму вопросу, а именно — «Могут ли демоны спать с подобными женами и совокупляться с ними?»[386]. Отвечая на эту реплику, Конрад Шатц признает, что ныне действительно женщины (в немецком тексте — ведьмы) признаются, что сочетаются с ними и точно любовников ощущают[387]. Эрцгерцог реагирует на это утверждение досадливой репликой: «Бабий вздор! Болтают многое, что другие принимают на веру»[388]. Конрад уточняет, что за подобное, тем не менее, полагается смертная казнь посредством сожжения, и далее переводит разговор снова в теоретическую плоскость.Среди прочих книжных образов следует цитата из Блаженного Августина, где объясняется, что инкубами именуют фавнов и сильванов (в немецком переводе — waldgaist
, лесных духов), охочих до женщин. В ходе обсуждения со ссылкой на «Историю Артура, короля Британии» (in historijs Arcturi Regis Britannie) появляется фигура волшебника Мерлина, который, как считалось, родился из подобной связи. Упоминание этого имени ставит вопрос о возможности предвидения будущего и познания тайн ведьмами. В том числе — секретов эрцгерцога Сигизмунда Габсбурга, под эгидой которого и была написана книга.