Инквизиция, ересь и колдовство. «Молот ведьм»

Завязкой выступает рассуждение о самой возможности магической кражи мужских членов. Автор полагает, будто бы некоторые ведьмы время от времени собирали пенисы числом до двадцати или тридцати в птичьем гнезде или в каком-то коробе (huiusmodi membra in copioso interdum numero, vt viginti vel triginta membra insimul, ad nidum auium vel ad aliquod scrineum includunt). Там они, точно живые, двигались, уничтожая овес, либо иной корм (et quasi ad viuentia membra se mouent vel auenam vel pabulum consumendo

). Это видели многие очевидцы, да и всеобщая молва свидетельствует об истинности подобных историй (a multis visa sunt et communis fama refert).

Далее идет речь о человеке, который лишился члена и пришел к ведьме с тем, чтобы вернуть себе здоровье (et quandam maleficam causa recuperande sanitatis accessisset

). Та, указав на дерево, велела больному из гнезда, в котором собрано множество членов, взять себе тот, который он сам пожелает (illa, vt quendam arborem ascenderet, infirmo iniunxit, et vt de nido in quo plurima erant membra si quod vellet accipere posset indulsit). Однако, когда пострадавший собрался взять себе член побольше, ведьма запретила это делать, поскольку тот принадлежал некоему священнику (Et cum ille magnum quoddam accipere attentasset, “Non” ait malefica, “illud accipias”, et quia vni ex plebanis attineret subiunxit

).

После этого рассказа, как и в случаях с юношами из Равенсбурга и Шпейера, в тексте трактата следует констатация нереальности описанных образов (Hec omnia vtique prestigiosa illusione fieri a demonibus modis supra tactis, organum visus per transmutationem specierum sensibilium in imaginatiuam potentiam turbando).

Как я уже отмечал, этот отрывок исследователи анализировали неоднократно. Р. Кикхефер, изучавший состав обвинений в злонамеренном колдовстве в ранних ведовских процессах, затруднился определить источники данного образа. Поэтому он охарактеризовал его как одну из патологических фантазий, порожденных больным сознанием Инститориса. Вместе с тем он допускал возможность существования неких атипичных фольклорных представлений, лежавших в основе данного эпизода[476]

.

К. С. Мэккей при переводе этой истории на английский язык в своем комментарии описал ее как шутку на тему развратности приходских священников, которые часто содержали незаконных «жен» и приживали с ними детей в нарушение провозглашаемого на словах целибата. Готовность же Инститориса принять ее на веру демонстрировала, по мнению исследователя, доверчивость автора, равно как и отсутствие у него чувства юмора[477].

И, наконец, У. Стефенс также склонялся к тому, что странный анекдот, первоначально бытовавший в качестве антиклерикальной шутки, по-видимому, своим происхождением обязан Италии, где нарочитая двусмысленность связывала птиц с пенисами, по меньшей мере, со времен Боккаччо. Далее исследователь уточнял, что интерес к подобным шуткам не являлся чем-то необычным для монаха-проповедника: ведь и сами проповеди были также формой развлечения, равно как и наставления.

Впрочем, данная шутка была все же более уместной среди непристойных баек Боккаччо, Чосера и Рабле, нежели в проповеди, поскольку сексуальные похождения и аппетиты священников и монахов превратились в предмет насмешек именно в подобной литературе, свидетельствуя о долгом бытовании традиции антиклерикализма, которая могла быть одинаково злой и легкомысленной[478]. В качестве причины, почему этот нарратив все-таки оказался включен в текст «Mолота ведьм», исследователь ссылался на интеллектуальную неизбирательность Генриха Инститориса, готового использовать всё, что только могло касаться предполагаемой деятельности ведьм.