Институт

В её случае набрать 911, чтобы предупредить людей в участке, было не вариантом, потому что она не стала бы носить с собой мобильник, даже если бы он у неё был. Мобильники испускают радиацию прямо в ваш мозг, любой дурак знает об этом, и к тому же, они могу отследить вас. Поэтому Энни продолжила движение по тропе, теперь уже бегом, пока не добралась до задней части парикмахерской Дюпре, находящейся в двух зданиях от кинотеатра. Там была шаткая лестница, ведущая в квартиру на втором этаже. Энни вскарабкалась по ней так быстро, как могла, приподняв серапе и длинную юбку под ним, чтобы не споткнуться и не упасть. Наверху она принялась колотить в дверь, пока сквозь рваную занавеску не увидела Корбетта Дентона, шаркающего в её сторону с большим животом наперевес. Он отодвинул занавеску и выглянул наружу, его лысая голова поблескивала в свете засиженной мухами кухонной люстры.

— Энни? Чего тебе? Если пришла за едой, то я не собираюсь ничего давать…

— Там мужчины, — сказала она, тяжело дыша. Она могла бы добавить и «женщины», но слово «мужчины» звучало более угрожающие, по крайней мере, ей так казалось.

— Уходи, Энни. У меня нет времени на твои бредни…

— Это мальчик! Думаю, они хотят пойти в участок и забрать его. Думаю, будет пальба!

— Какого хрена ты нес…

— Пожалуйста, Барабанщик, умоляю! Кажется, у них автоматы, а этот мальчик, он такой славный!

Он открыл дверь.

— Ну-ка дыхни.

Она схватила его за ворот пижамной рубашки.

— Я не пью уже десять лет! Умоляю, Барабанщик, они пришли за ребёнком!

Он понюхал и нахмурился.

— Не пахнет. У тебя глюки?

— Нет!

— Ты сказала, у них автоматы. В смысле автоматические винтовки, как «AR-15»?

— Да! Нет! Не знаю! Но у тебя есть оружие — это я точно знаю! Ты должен принести его!

— Ты совсем рехнулась, — сказа он, и тогда Энни заплакала. Барабанщик знал её почти всю свою жизнь, даже ходил с ней гулять, когда они были гораздо моложе, и он никогда не видел её плачущей. Она и правда верила, что там что-то происходило, и Барабанщик решил: какого чёрта. Каждый вечер, включая сегодняшний, он только и делал, что помышлял о самой великой глупости, которую человек может совершить в своей жизни.

— Ладно, пойдём посмотрим.

— А оружие? Возьмешь оружие?

— Ну уж нет. Я сказал, что мы идем посмотреть.

— Барабанщик, пожалуйста!

— Посмотреть, — сказал он. — Это всё, что я готов сделать. Хочешь — соглашайся, хочешь — нет.

За неимением выбора, Сирота Энни согласилась.

25

— Господи Боже, что это?

Слова Венди прозвучали приглушённо, потому что она прикрыла рот рукой. Никто не ответил. Все, включая Люка, смотрели на экран, застыв от изумления и ужаса.

Задняя половина Задней половины — Палата А, Овощебаза — представляла собой длинную комнату с высоким потолком; Люку оно показалось похожим на заброшенную фабрику, где всегда происходили финальные перестрелки в боевиках, которые они с Рольфом любили смотреть тысячу лет назад, когда он ещё был ребёнком. Освещалась она флуоресцентными лампами с решётками, которые отбрасывали тени, придавая палате жуткий вид подводного мира. В помещении были продолговатые узкие окна, забранные более толстыми решётками. Кроватей не было, только голые матрасы. Несколько были сдвинуты в проходы, пара перевёрнута и один был прислонён к голой стене из шлакоблоков. Он был измазан жёлтой массой, похожей на рвоту.

Длинный желоб с проточной водой тянулся вдоль одной из стен, на которой была сделана трафаретная надпись «ВЫ — СПАСИТЕЛИ!». Обнажённая девочка, не считая грязных носков, сидела на корточках, прислонившись к стене, и испражнялась. Послышался звук трения ткани о телефон в кармане Морин, где он, возможно, крепился на скотч, и изображение на мгновение пропало, когда прорезь, через которую смотрела камера, закрылась. Когда она снова открылась, девочка уже шла прочь пьяной походкой, а её дерьмо уносилось по желобу.

Женщина в коричневой форме с помощью моющего пылесоса убирала то, что могло быть рвотой, дерьмом или выплюнутой едой. Она увидела Морин, помахала рукой, и сказала что-то невнятное, никто из них не смог понять, что, но не из-за шума пылесоса, а потому, что Овощебаза была сумасшедшим домом, кругом стоял галдёж и вой. На одном из рваных матрасов девочка делала «колесо». Мимо прошёл мальчик в грязных трусах, с прыщами на лице и в заляпанных очках, сползших на нос. Он кричал «йя-йя-йя-йя-йя-йя» и ударял себя по макушке при каждом втором «йя». Люк вспомнил, что Калиша упоминала мальчика с прыщами и в очках; это было в первый его день в Институте. «Кажется, Пити забрали сто лет назад, хотя это было всего лишь на прошлой неделе», сказала она, и он до сих пор был здесь. Или то, что от него осталось.

— Литтлджон, — прошептал Люк. — Кажется, так его зовут. Пит Литтлджон.

Никто не услышал. Они смотрели на экран, как загипнотизированные.